– Заявление на ноги не наденешь, – сказал Кирилл тоном ниже. – Если кто-то за ними придет – я оставлю свой телефон… То есть телефон соседей, они позовут.
Гардеробщица молчала.
– И пусть он отдаст мои кроссовки. Что за безобразие! В шлепанцах мне домой идти, что ли? И на работу – в шлепанцах?!
Насчет работы он слукавил – работа у Кирилла была не та, чтоб в кроссовках ходить.
Гардеробщица наконец выпустила из рук левую туфлю. С легкой брезгливостью отодвинула к краю стойки:
– Который час?! У меня рабочий день давно закончен! Давайте, не задерживайте…
Кирилл обулся (туфли сидели как родные). Нашел в сумке ручку, вырвал листок из блокнота. Написал, привычно попадая цифрами в клеточки, телефон соседей. Приписал внизу: «Позвать Кирилла Стержева из пятьдесят седьмой».
– До свидания.
Гардеробщица не ответила. Возилась зачем-то под стойкой.
* * *
Утром, пока Кирилл заливал в себя горячий чай, мама долго рассматривала его неожиданное приобретение.
– Кроссовок жалко, – сказала наконец. – Но эти вообще-то подороже. Импортные, сразу видать… Может, ты их в школу наденешь?
– Не буду я их носить, – отмахнулся Кирилл, доедая пшенную кашу с маслом. – Тот растяпа, что ушел в моих кроссовках, вернется и отдаст. А я тогда ему верну.
Мама с сомнением покачала головой:
– Странно как-то… Пьяный он был, что ли?
– Не знаю. – Кирилл уже стоял в прихожей, натягивал свои рабочие, с черными круглыми носками, грубоватые башмаки. – Если позвонит – отдашь ему, ладно?
– В обмен на кроссовки, – твердо заявила мама.
– Ага… Ну, я побежал?
На остановке топталось полно народу, но троллейбусы в этот час шли один за другим. Кирилл протиснулся в салон и проехал три остановки, покачиваясь на поручне, как обезьяна на лиане. Выбираться обратно было трудно, Кириллу оттоптали все ноги, и, если бы не мощные круглоносые башмаки, он хромал бы весь день, наверное.
– …Здравствуйте, Кирилл Владимирович!
– А макулатуру сейчас сдавать?
– А субботник на втором уроке или на третьем?
– А Петренко плюется!
– Тихо! Тихо!..
Он поставил сумку на скрипучий стул. Оглядел ораву красногалстучных, шумных, ни хрена не способных к математике; обвел их взглядом, и они замолчали. Молоденькая физичка Лариска, второй год работающая в школе, страшно завидовала этой его способности. Сама-то надрывалась до хрипоты, грохотала по столу тяжелыми предметами, бывало, и за уши хватала. Ничего не помогало, дети у нее на уроках орали, будто в зверинце.
– Здравствуйте, пятый «А». Кто принес макулатуру, поднимите руки. Мало, мало… Девочки, красные косынки есть у всех? У кого нет? Плохо, плохо… На первый урок вы идете на ботанику. На второй – собираетесь здесь, и я скажу, кому что делать…
Впереди был безумный день, тем более безумный, что Пасха в этом году совпала с Днем Рождения Ильича, и видит бог – переругиваясь с завучем, добывая своим школьницам дополнительные красные косынки, руководя побелкой деревьев на школьном дворе, Кирилл не вспоминал ни о пропавших кроссовках, ни об импортных туфлях, доставшихся ему волей странного, довольно-таки дурацкого случая.
* * *
Через несколько дней (была, кажется, среда) в дверь позвонили, и соседка Марья Павловна позвала Кирилла к телефону.
– Добрый вечер, – сказал незнакомый голос. – Это Кирилл Стержев?
– Да, – подтвердил Кирилл, предчувствуя недоброе.
– Я по поводу туфель… Простите, это моя вина. В бассейне вам выдали мои туфли. Черные, производство – Велико-британия. Вы слышите?
– Да… конечно. А кроссовки?
– Какие кроссовки?
– Ну, у вас должны быть… По ошибке… Мои кроссовки, которые пропали… в обмен…
– Увы, – отозвался голос после паузы. – Кроссовок ваших у меня нет, но я готов взамен дать вам деньги. Скажем, сто рублей. Этого достаточно?
Кирилл молчал. В месяц ему платили сто тридцать.
– Я заеду к вам, если вы не против. Назовите адрес.
Кирилл молчал.
– Алло, алло! Вы меня слышите?
– Да, – сказал Кирилл. – Хорошо.
И назвал адрес.
* * *
Туфли стояли на полочке под зеркалом.
Мама начистила их бархаткой, и они выглядели во всех отношениях блестяще.
В половине девятого в дверь снова позвонили. Пришедший был человек лет сорока, высокий, светловолосый, с улыбчивым ртом и неподвижными голубыми глазами. Кирилл пригласил его в переднюю. Человек вошел и остановился, с неделикатным любопытством разглядывая убранство самой обыкновенной «учительской» прихожей.
– Неловко получилось. – Кирилл потер ладони. – Но, поверьте, у меня пропали кроссовки, а идти домой в шлепанцах я не мог…
– Ну разумеется. – Обладатель неподвижных глаз улыбнулся, показывая блестящие зубы. – Вот, однако, деньги… Где же мои туфли?
– Мне неловко брать с вас деньги, – сказал мужественный Кирилл. – В конце концов, это ваши туфли. Это просто ошибка. Я не могу пользоваться вашим… э-э-э…
– Где туфли? – мягко повторил визитер.
Кирилл обернулся к полочке под зеркалом. Полочка была пуста.
– Мама… Ты взяла туфли?
Мама выглянула из кухни. Настороженно поздоровалась с визитером, обернулась к Кириллу:
– Какие туфли? Те? Нет, я их поставила вот здесь… – Она посмотрела на полочку и разинула от удивления рот. – Своими руками поставила вот здесь! Четверть часа назад!
Кирилл долго рылся в шкафчике для обуви. Вытряхнул оттуда все; туфель не было. Сгорая от стыда, обшарил прихожую, оглядел комнату, заглянул во все шкафы.
– Мама! Ну где же…
– Я не брала, – отозвалась мать твердо, и по ее голосу Кирилл понял, что шутки кончились. Мама, проработавшая в школе тридцать лет, слишком серьезно относилась к таким понятиям, как «вранье» и «правда».
– Я, – Кирилл прятал глаза, обращаясь к визитеру, – я ума не приложу, куда они делись… Они стояли вот здесь, мы приготовили их к вашему приходу…
– Не волнуйтесь, – сказал визитер неожиданно мягко. – Не стоит так расстраиваться. Они найдутся. А когда они найдутся, позвоните, пожалуйста, – он вытащил из внутреннего кармана прямоугольник визитной карточки, – вот по этому телефону. Хорошо?
– Обязательно, – пообещал красный как свекла Кирилл. – Непременно… Обещаю!
* * *
Ночью Кирилл проснулся от грохота. Подскочил на скомканной постели, рывком включил лампу-бра над головой. Дверца платяного шкафа была приоткрыта, оттуда наполовину вывалилась старая обувная коробка от маминых сапог. Крышка коробки валялась посреди комнаты, и рядом лежала на боку знакомая черная туфля производства Великобритании.