— Так и скормили все молоко норкам?
— Разумеется. Я же публично объявил.
Он достал новую сигарету, посмотрел на меня — я кивнула, — закурил. Он взглянул мне в глаза… так по-мужски, что я невольно вспыхнула и улыбнулась в ответ, хотя история с молоком была… как бы это помягче — сомнительной! Магазины забиты импортной просроченной дрянью… Но было в Игоре Петровиче столько обаяния, а кроме того, бывший профессор… Неужели все они — жулики и рвачи?
— Ладно, признаюсь. Я им подарил… — не продал, а подарил! — полтонны, а они на радостях заверили, что якобы не полтонны, а все шестнадцать. — Игорь Петрович открывал свои секреты непринужденно и легко, словно посмеивался над собой.
— А молоко продали? — против желания, в моем голосе прозвучало осуждение.
— А как же, продали, конечно. Вернее, загнали. Главное, сорвать куш, знаете ли, а там хоть трава не расти. Вот такие они нехорошие, Екатерина Васильевна, эти современные бизнесмены! — Насладившись моим замешательством, он сказал: — Нет, не продали. Подарили тому же детскому дому. Еще кое-что добавили. Тихо, по-партизански. Не лишать же детей питания из-за вздорной бабы! Еще не родилась та женщина, Екатерина Васильевна, которая заставит меня свернуть с дороги! А кроме того, существует такая вещь, как доброе имя, и то, что это не пустой звук, особенно понимаешь в моем возрасте. — Он замолчал. Помешал ложечкой остывший кофе. Снова улыбнулся, взглянув на меня.
— А что было потом?
— Потом не было ничего. Алина осталась у меня, но я решил уволить ее при первом удобном случае. Видите, я с вами абсолютно откровенен. Знаете, — Игорь Петрович доверительно нагнулся ко мне, — жизнь сегодня кует преступников. На каждом, кто не лежит на печи, а занят делом, висит криминал: уклонение от уплаты налогов, двойная бухгалтерия, зарплата в конвертах. Не получается пока в белых перчатках. Ни в коммерции, ни в политике. Нигде, к сожалению.
— И конфликтов больше не было?
— Конфликтов больше не было. Алину незаметно оттерли от дела. У меня до нее был юрист, прекрасный специалист, умница, к сожалению, ушел на более перспективное место, так он, по старой памяти, не отказывался помочь. Так что, милая моя Екатерина Васильевна, оснований желать ее смерти у меня, как сами видите…
— И в мыслях не было… — пробормотала я.
— Ну, не было так не было. Мне нравится ваше лицо, на редкость выразительное в наше неискреннее время. По нему можно читать как в открытой книге.
Я вспыхнула. Ну, не наказание? И бабуля тоже говорит:
— Катюха, да что ж такая простая у нас уродилась? Ты рот-то закрой да подумай сперва, а потом говори.
— А как она погибла?
— Ее сбила машина. Деталей не знаю.
«Не верю!» — подумала я. «Погибает конфликтный юрисконсульт, который мешает жить, а директор предприятия не интересуется деталями? Да его должны были по допросам затаскать… Не верю!»
— Тут у нас работали люди из прокуратуры. — Он словно подслушал мои мысли. — Копали, искали, газету припомнили с разоблачительной статьей. Удивлялись очень, почему я ее не уволил…
— А почему вы ее не уволили?
— Почему? — Он задумался. — Да черт его знает почему! С одной стороны, дура она, конечно, была, а с другой — вроде жалость какую-то чувствовал, знаете, как к юродивому или ребенку, и, пожалуй, уважение. Да, да, уважение. Ведь не щадила живота своего. И даже любопытно было, что еще выкинет. Принципы, идеи… Сейчас таких, как она, все меньше. Да что там меньше… Совсем не осталось. Вымерли как тип, как мамонты, к сожалению. Как ни крути, а люди эти — совесть общества, бесстрашны, прямодушны. Для себя им ничего не нужно, все для человечества стараются. Дай им волю, пожар всемирной революции раздуют, не дай бог, а без них тоже чего-то не хватает. Нельзя без них. Вот так, Екатерина Васильевна. Еще вопросы будут?
Я восприняла его слова как приглашение освободить помещение.
— Спасибо, Игорь Петрович. — Я поднялась, протянула ему руку. — Вы мне очень помогли. Если что-нибудь вспомните — позвоните, телефон мой у вас есть.
— С удовольствием! — Игорь Петрович тоже встал. — Позвоню, но тогда давайте о чем-нибудь другом поговорим, ладно?
Он сжал мою ладонь чуть сильнее, как бы с намеком, заглянул в глаза, улыбнулся. Черт! Ну и улыбка! Это же… с ума сойти, что за улыбка! Я почувствовала, что снова краснею, как деревенская барышня.
— А кстати, что случилось с ее сестрой? — вдруг спросил он. — Вы сказали — самоубийство?
— Пока неизвестно. А вы ее знали?
— Не довелось. Сашу Ситникова знаю хорошо. Надо будет позвонить, выразить соболезнование. Да… жена умерла, почему — никто не знает, и муж, разумеется, главный подозреваемый? Ладно, не отвечайте. У вас на редкость выразительное лицо. Впрочем, я, кажется, уже говорил. Я перестал читать детективы еще в школе, а сейчас — и все остальное, но, как я себе представляю, сыщик должен быть этаким мрачным типом с непроницаемой физиономией, большими ногами и хроническим насморком по причине постоянного сидения в кустах с биноклем. А тут вы… такая непохожая на сыщика. И на женщину-следователя вы тоже не похожи — знавал я одну такую. А может, это все камуфляж — искренность, неумение солгать? Даже то, что вы постоянно краснеете… (Я побагровела!) А на самом деле вы о-го-го! — Игорь Петрович ласково и насмешливо смотрел на меня выпуклыми, темными, скрывающимися за тонированными стеклами очков, глазами. — Не обижайтесь, ради бога, Екатерина Васильевна! Вы напомнили мне моих студентов.
«Студентка… причем далеко не отличница», — подумала я.
— Игорь Петрович, я могу поговорить с вашими сотрудниками?
— Люди у меня, как правило, в рабочее время заняты. — В голосе его появилась жесткость. — Можете задать свои вопросы моему секретарю, Лидии Антоновне. Она информирована, как никто другой.
«И предана шефу», — подумала я.
Игорь Петрович проводил меня до порога, открыл дверь и сказал, обращаясь к секретарше:
— Лидия Антоновна, если у вас нет ничего срочного, поговорите, пожалуйста, с нашей гостьей. До свидания, Екатерина Васильевна, рад был познакомиться. Звоните, поможем чем сможем.
Лидия Антоновна смотрела на меня, выжидающе улыбаясь. Это была приятная дама лет пятидесяти с небольшим, с короткими черными, с сильной проседью волосами и серыми глазами на слегка увядшем, нежно-фарфоровом лице. Плюс бледно-розовая губная помада. Белая шелковая блузка и узкая черная юбка. Высокие каблуки. Нитка жемчуга. Ничего лишнего, все очень элегантно.
— Садитесь, пожалуйста. Я вас слушаю.
— Лидия Антоновна, — начала я, — меня интересует одна ваша сотрудница, бывшая сотрудница.
— Да? — В глазах секретарши мелькнуло настороженное любопытство. — Кто же?
— Алина Владимировна Горностай. Помните такую?
— Алину? — Лидия Антоновна не пыталась скрыть удивления. — Помню, конечно, помню! Как не помнить? Такая трагическая, нелепая гибель. Молодая, красивая…