Провалилась в сон, но через несколько часов вскинулась от кошмара. Снилось, что в спальне Йеннифер. Стиснула бледные, как ростки спаржи, пальцы на ее шее и душит. А Ингрид просто ждет. Не сопротивляясь. Во взгляде Йеннифер печаль, глаза словно просят прощения.
– Ты же понимаешь, что я вынуждена так поступить. И знаешь почему. Или не знаешь? Скажи сама.
Во сне Ингрид была маленькой, спала, уложив голову на костлявые колени Йеннифер, точно цыпленок. Ее переполняла боль. Боль была повсюду, везде. Зубы и лоб ныли, будто от синусита.
И тут же вспомнила просьбу Титуса. Всхлипнула.
Попробовала защититься.
– Но ведь ты и сам можешь позвонить, – сказала она.
– Я не знаю, как Роза отреагирует. Не хочу рисковать, вдруг бросит трубку.
– Ну, пусть дочери позвонят. Ведь они хорошо знают Розу, они сумеют с ней поговорить.
– Не хочу впутывать их в наши отношения. И еще вот что… Насчет тебя. Я знаю, как много ты думаешь о ней… все эти разговоры о вине и долге… Я хочу, чтобы вы поговорили. Понимаешь? Хочу, чтобы помирились. И хочу, чтобы она пришла. Сможешь оказать мне такую услугу, Ингрид? Прошу.
Ингрид стояла в палате у окна. Краска на раме вся в трещинках.
Поскребла ногтем, краска сползала белой ленточкой. Упала на пол. Пошел дождь, капли стучали о стекло. Что такое с Титусом? Почему вдруг эта странная просьба? Неужели он не понимает, как тягостна она для нее? Или метастазы поразили и мозг?
Вспомнилась старушка, жившая по соседству с родителями. У нее был рак лобных долей мозга. Старушка всю жизнь была глубоко религиозной, но тут ее словно подменили. Выкрикивала непристойности и богохульства, кляла своего тощего, насмерть перепуганного мужа, забравшись на стул, выставляла свои старческие прелести в окно. Ингрид вспомнила, как беспокоилась мать. Они приятельствовали. Частенько по-соседски заглядывали друг к другу выпить кофе. Господин и госпожа Далинн. Обоим за семьдесят, прожили жизнь в благочестии.
– Ингрид?
Обернулась:
– Пожалуйста, не заставляй ты меня.
Он неотрывно смотрел на нее, лицо полно страдания. Внутри у нее поднималось тошнотворное отчаяние.
– Я даже не знаю ее адреса!
Титус медленно сполз вбок по подушке.
Адрес написал заранее, догадалась она. Как же он устал. Как и она.
Домой, запереться на все замки. Спать. Нырнуть в темноту под одеялом.
Она подчинилась – выдвинула ящик тумбочки.
– Слева… листок…
Листок там был. Сложенный, слегка мятый, вырванный из блокнота. Молча протянула ему.
– Разверни, – пробормотал он.
Новая волна отчаяния. Не заставляй меня! И снова подчинилась. Развернула листок, прочла. Роза. Номер мобильного телефона, адрес. Хутор Боргвика в Седертелье.
Заварила чай. От мысли о кофе желудок тут же скручивало в узел. Съела несколько ложек йогурта. Уже девять. Может, Роза спит, может, она сова. Значит, отсрочка.
Позвонила в больницу, понимая, что не вовремя, сейчас там пересменка.
Ответила сестра Камилла:
– У вашего мужа есть телефон в палате. Позвоните ему.
На разговор с ним сил не было. Спросила:
– Как он?
Слушала, как медсестра шуршит бумагами. Голоса и смех. Обычная работа. И что с того, что там умирают. Всегда можно и посмеяться, и пофлиртовать.
– Как вчера. Даже чуть получше. Вставал сам, немного прошелся – под присмотром, конечно. Вы позвоните ему в палату. Он проснулся, я только что заходила к нему.
Ингрид прошла в ванную. Халат соскользнул на пол. Осмотрела свое тело, живот. Сплошные складки. Лишний вес уже изрядный. С тех пор как пришлось закрыть книжный магазин, она расслабилась. Много ела. Много пила. Теперь вся одежда стала мала, приходится покупать на пару размеров больше. А Роза наверняка прекрасна. «Но старше», – подумала она.
Порылась в шкафу. Вот это, наверное, подойдет. Будет говорить с Розой стройная, сильная. Ну и что, что всего лишь по телефону. А самоуважение? Вот в чем дело. Черные джинсы, черный топ, чистые трусы под джинсы. А вот какую надеть рубаху?
Нашла рубаху цвета зеленой мяты. Когда покупала осенью прошлого года, казалась красивой. Примерила. Выпяченный живот. «Черт подери, – подумала, – вот дерьмо!»
Съела еще несколько ложек йогурта, затем набрала номер на сотовом. Все цифры, кроме последней. И в панике отложила трубку.
«Скажу ему, что Розы не оказалось дома. Что я все звонила-звонила ей, не дозвонилась. Наверное, ее действительно нет сейчас дома. Должно быть, в отпуске. За границей».
Точно! Она уехала в длительный отпуск в Таиланд!
Убедит ли Титуса подобная ложь? Сможет ли она перебороть себя? Примириться с собственной трусостью, помешавшей выполнить последнее желание?
Не раздумывая, схватила трубку и вновь набрала номер. Послышались гудки. Один. Два. Три. После третьего гудка отключилась. Сидела неподвижно, держала трубку. Стучало сердце. Но если Роза спит, то в любом случае после звонка проснется. Сейчас уже девять тридцать. Через полчаса попробует позвонить еще раз. Теперь Ингрид ждала, пока не включился автоответчик:
– Привет, вы позвонили домой Розе Бруи, сейчас я не могу ответить, но оставьте ваше сообщение после сигнала, и я вам перезвоню. Или попытайтесь перезвонить позже.
Ингрид затаила дыхание. Послышались гудки: три коротких писка. Бросила трубку. Ладони вспотели. Голос Розы. Впервые она смогла услышать его. Грубый, густой, совсем не такой, как она представляла. Свежее, легкое маленькое создание. А голос – почти бас. Курит, наверное. У курильщиков голос часто с хрипотцой. Наверное, потому такая тощая.
Ингрид когда-то давно выкуривала по пачке «Принца» в день. Поэтому раньше тоже была тощей. А когда бросила, стремительно набрала пятнадцать килограммов. Ни с одним из которых так и не смогла расстаться.
И что же ей делать теперь?
Зазвонил телефон, подняла трубку. Роза? А вдруг у нее есть определитель номера? Вы звонили и не оставили сообщения.
Это была не Роза. Титус.
– Привет, любимая. – Голос звучный.
– Привет.
– Как дела?
– У тебя голос куда бодрей. Идешь на поправку?
– Ну, слегка разве что. Встал, прогулялся. С ходунками, правда. Такая штука на колесиках, знаешь. Как у пенсионеров. Да и насрать…
– Вот и замечательно.
А вот и главный вопрос:
– Удалось связаться с Розой?
– Ну, я ей звонила и звонила…
– И что?
– Не отвечает. Уехала, наверное.