— Я не могу ответить вам на этот вопрос, — сочувственно произнесла Анника, — но мне кажется, что вы должны поставить меня в известность о возможных результатах такого расследования. Это не значит, что вы должны поделиться со мной сведениями о расходах, к которым я не имею ни малейшего отношения, но я жду, что вы свяжетесь со мной, когда и если заявите эти результаты в полицию.
Заведующий отделом судорожно откашлялся.
— Мы, видимо, уже давно находимся в таком положении, — сказал он. — Естественно, что сначала мы должны тщательнейшим образом провести внутреннее расследование. Надо как можно скорее связаться с нашими контролерами.
Анника закрыла глаза и с трудом сглотнула несуществующую слюну.
Она пожелала заведующему отделом удачи и положила трубку.
Потом она молча посидела, раздумывая, сколько надо еще выждать, прежде чем позвонить в следующий отдел.
Нет, ждать нечего, решила она.
Она позвонила заведующему отделом экономики и самоуправления. Она начала разговор в робком тоне, поинтересовавшись, как относится объединение областных советов к дутым предприятиям своих сотрудников. Когда собеседник вспылил и был уже готов прекратить разговор, Анника безмятежно спросила, не знает ли руководство, по какой причине София Гренборг заплатила за прошлый год налоги всего лишь с 269 тысяч крон.
Собеседник заинтересованно замолк.
Анника закончила свою реплику вопросом:
— Объединение областных советов финансируется из денег налогоплательщиков. Не кажется ли вам странным, что служащие объединения пытаются уклониться от уплаты налогов?
Человек с трудом подыскивал слова для ответа.
— Разумеется, да.
Анника положила трубку, пообещав позвонить снова и узнать, как продвигается расследование.
После разговора она попыталась встать, но не смогла: мышцы ног стали тверды как камень, а бедра свело судорогой. Ком в груди ворочался из стороны в сторону, обжигал и рвал легкие. Аннике казалось, что ее вот-вот разобьет паралич.
Она постучала кулаками по ногам, и мышцы снова стали ее слушаться. Потом она разогрела в микроволновке кружку кофе и сделала третий звонок — заведующему отделом международных финансов и спросила, как относится руководство объединения областных советов к правому экстремизму среди своих сотрудников. Она получила сведения о том, что одна из сотрудниц объединения в недавнем прошлом была активисткой одной из правоэкстремистских организаций, двоюродная сестра сотрудницы была осуждена за экстремистскую деятельность, а теперь руководство сочло уместным назначить эту даму в группу, занимающуюся угрозами в адрес политиков со стороны точно таких же правоэкстремистских групп. Правильно ли это?
Шеф отдела сказал, что, к сожалению, не может сразу ответить на этот вопрос, но пообещал разобраться в этом деле, и если она позвонит на следующей неделе, в понедельник или во вторник, то получит какой-то ответ.
Анника обмякла на стуле, чувствуя только легкое покачивание и слабость в голове и конечностях.
Она спрыгнула с высокого стула.
Самое главное — приземлиться на ноги.
Томас потянулся за кофейником, но он оказался пуст. От охватившего его раздражения Томас стиснул зубы, едва слышно вздохнул и бросил взгляд на жену, сидевшую за столом напротив него. Анника допивала четвертую кружку заваренного им, Томасом, кофе, опустошив кофейник до того, как он успел налить себе единственную чашку. Анника ничего не заметила, она была погружена в статью какого-то профессора, специалиста по исламу. В статье речь шла о том, кто такие, собственно говоря, иракцы. Волосы она скрутила в запутанный узел на затылке и машинально вертела в руке свисавший на лоб локон, болтавшийся в ее поле зрения. Халат был полурасстегнут, и Томас видел под махровой тканью матово поблескивавшую кожу жены.
Он отвел глаза и встал.
— Не хочешь еще кофе? — спросил он, не скрывая иронии.
— Нет, спасибо.
Она даже не подняла глаз, чтобы посмотреть на него.
«Я для нее просто мебель, — подумал он. — Инструмент, который позволяет ей безбедно жить и писать статьи о чем ей хочется».
Он снова стиснул зубы и наполнил водой маленький кофейник. В Ваксхольме у них всегда был электрический чайник — и у родителей, и у него с Элеонорой, но Анника считала, что им электрический чайник не нужен.
— Это еще один прибор. У нас и так повернуться негде. Кроме того, на газовой плите чайник закипает быстрее.
Она была права, но речь шла не об этом.
Речь шла о том, что ее диктат лишал его законного места в доме. Анника же занимала в нем слишком много места, и чем больше оно становилось, тем больше съеживалось его, Томаса, пространство.
До того события в туннеле он ощущал это неравноправие не так отчетливо. Тогда все происходило постепенно, шаг за шагом, она захватывала его жизненное пространство незаметно для него, дети приезжали домой, и она автоматически становилась главной, оттесняя его на второй план, но и потом, когда она снова вышла на работу, все осталось по-прежнему, она так и продолжала руководить бытом и детьми. Томас превратился в бесправного статиста.
Он внимательно посмотрел на жену, когда в чайнике начала кипеть вода. Резкая, угловатая, с большими мягкими грудями. Уязвимая, хрупкая, но свирепая.
Должно быть, она почувствовала, что он пристально ее рассматривает. Анника подняла глаза от газеты и удивленно посмотрела на мужа.
— Что такое? — спросила она.
Он отвернулся:
— Ничего.
— Ничего так ничего, — сказала она, взяла газету и вышла с кухни.
— Послушай! — крикнул он ей вдогонку. — Звонила мама и пригласила нас на обед. Я согласился. Надеюсь, ты не будешь возражать?
«Почему я об этом спрашиваю? — подумал он. — Почему я должен извиняться за то, что принял приглашение собственных родителей?»
— Что ты сказал?
Она снова появилась на пороге кухни. Газета, которую Анника держала в руке, волочилась по полу.
— Мы приглашены на обед в Ваксхольм, на двенадцать часов.
Она сильно тряхнула головой и возмущенно фыркнула:
— Как ты можешь принимать приглашения, не поговорив предварительно со мной?
Он отвернулся к плите, налил кипяток в кофеварку.
— Ты, как всегда, говорила по мобильному телефону, мне не хотелось тебе мешать.
Его охватило страшное желание так встряхнуть ее, чтобы развязался дурацкий узел на затылке, чтобы клацнули ее зубы, чтобы слетел с плеч халат.
Вместо этого он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Отвечая, он смотрел на кухонную вытяжку.