Она знала, что привыкнет, и понимала, в чем ее истинная проблема.
Проблема была во времени, время вдруг расширилось, его стало невероятно много. Обязанности исчезли, растворились в небытии и сменились потоком бесплотного, бесцветного времени.
Она не имела ни малейшего представления, что с ним делать.
Недели без детей были временем свободного падения, падения в никуда, вне какой-либо внятной системы отсчета. То были минуты и часы кричащей пустоты.
Берит с Тордом уехали в отпуск к своим детям, и Анника не могла с ней общаться.
Ее мать позвонила после тридцатилетия младшей сестры и спросила, почему Анника не приехала на семейное торжество, и она сказала, что была сильно загружена работой и не смогла вырваться. Это была ложь, мать это поняла и осыпала дочь упреками.
Анна Снапхане прислала несколько писем по электронной почте — с путаными и агрессивными обвинениями, повторявшими, по сути, то, что она говорила в ту ночь, когда сгорел дом: что она, Анна, отказалась от своей личной жизни, чтобы помогать Аннике, что ради Анники она отказалась от карьеры, что, пытаясь сохранить призрачный брак Анники, Анна испортила свои отношения с Мехметом, и она наконец поняла, что Анника всегда ее оттесняла, и теперь решила взять от жизни все и жить для себя и в свое удовольствие…
Анника не затрудняла себя ответами, понимая, что лишь раздует пламя бессмысленной ненависти.
Это решение оказалось удачным.
Каждый день без детей в этой стерильной, лишенной запахов квартире она работала до изнеможения, а потом без сил валилась спать.
От этого статей не стало больше. Слишком много сил уходило на борьбу с водоворотом времени.
Теперь вот еще Томас повадился звонить по ночам из кабаков…
Анника посмотрела на часы.
Большое собрание Евы-Бритт Квист, посвященное нашему общему будущему, уже началось.
Анника остановилась на тротуаре и зажмурила глаза, не в силах выносить окружавшую ее серость. Людской поток продолжал течь мимо — сзади и спереди. Люди натыкались на нее, иногда, бормоча извинения, наступали на ноги.
«Нужна неподвижная точка отсчета, что-то, за что можно ухватиться, нужны форма и цвет во всей этой пустоте».
В отделе дневной смены собралась масса народа. Анника издалека увидела непослушные, торчащие в разные стороны волосы Евы-Бритт Квист. Она взобралась на стол, чтобы возродить дух шестьдесят восьмого года.
— Речь идет о солидарности, — говорила она напряженным, готовым вот-вот сорваться голосом.
Анника остановилась и поставила сумку на стол Спикена.
— Давно это началось? — вполголоса спросила она.
— Это продолжается уже целую вечность, — ответил шеф новостного отдела, не отрываясь от утренней газеты. Анника заметила, что это «Норботтенс-курир».
— Мы должны стоять друг за друга! — кричала Ева-Бритт Квист. — Сейчас не время одиночек и солистов. Нужен дружный оркестр.
Раздались редкие аплодисменты.
— Они всегда пользуются этой метафорой? — поинтересовалась Анника, открывая обнаруженную ею на столе бутылку минеральной воды.
Спикен только простонал и перевернул страницу.
— Если мы уступим требованиям администрации отказаться от соблюдения законов о найме, то наши работодатели получат возможность увольнять людей по собственному произволу. Мы не можем позволить этого руководству, нам надо сплотиться…
— Чего на самом деле хочет газета? — спросила Анника, сделав глоток.
— Она хочет, чтобы все они заткнулись и поработали, — ответил Спикен, скомкал газету и бросил ее в мусорную корзину.
— И это после того, как мы вложили в газету столько сил! После нашей самоотверженной работы, после бесконечных сверхурочных! Мы пережили реорганизацию, сокращения, режим экономии, мы преодолели и вытерпели все это, сознавая нашу ответственность перед читателями…
По толпе прокатился одобрительный ропот.
— Мы должны продемонстрировать свое единство в борьбе с руководством и его неуемной жаждой наживы. Мы должны ответить действенным и сильным ходом. Профсоюз предлагает объединенную коллективную боевую стратегию, чтобы показать боссам, что мы не шутим. Мы все уйдем в отпуск по болезни!
Анника едва не подавилась минеральной водой.
«Уйти в отпуск по болезни?»
Она во все глаза уставилась на Еву-Бритт Квист, которая подняла руки к потолку, словно ожидая шквала аплодисментов.
— Всем уйти на больничный? — громко произнесла Анника. — Она в своем уме?
Она поставила воду на стол Спикена.
— Мы покажем им, что произойдет, если никто из нас не выйдет на работу. Мы заставим их понять все тяжелые последствия наплевательского отношения к коллективу…
— Господи, — простонала Анника, — ну что за ахинею она несет?
Девушка в костюме обернулась и раздраженно шикнула.
— Что? — спросила Анника. — Ты всерьез думаешь, что это нормально — всем сразу уйти на больничный?
Роня демонстративно отвернулась, сложив руки на груди.
— Нет, скажи мне, — не отставала Анника, — ты что, всерьез думаешь, что это нормально — пользоваться системой социального страхования для того, чтобы отомстить работодателям?
Наступила мертвая тишина, в которой отчетливо прозвучали последние слова Анники.
Стоявшая на столе Ева-Бритт потеряла нить. Она осмотрела толпу, и взгляд ее наконец остановился на Аннике. Ева ткнула в ее сторону пальцем и негодующе произнесла:
— Ты хочешь что-то сказать?
Все повернулись к Аннике, которая, чувствуя, как начинает колотиться сердце, в ответ лишь пожала плечами.
— Уйти на больничный, — сказала она, помолчав, — это не боевая стратегия. На самом деле такое использование системы социального страхования попросту противозаконно. Это фальсификация документов.
На щеках Евы-Бритт выступили красные пятна.
— Ты вообще понимаешь, что такое солидарность? — крикнула она.
Анника неловко переступила с ноги на ногу, чувствуя испепеляющие взгляды коллег.
— Ну хорошо, — сказала она, — но как быть с нашей солидарностью тем, кто действительно болен, если мы используем их деньги для того, чтобы насолить Андерсу Шюману?
— Солидарность — это когда толпа объединяется в коллектив! — выкрикнула Ева-Бритт Квист. — Солидарность — это когда ты видишь что-то дальше своего носа, но тебе этого не понять!
Анника внезапно пришла в ярость. Эта глупая курица выставляет ее на посмешище перед всей редакцией. Анника сделала два шага и смешалась с толпой коллег. Горло сжала судорога, ей стало трудно дышать.
«Только без патетики. Только не вздумай расплакаться».