Юрист ненадолго задумался.
— Да, это возможно. Если мы получим такой запрос, то рассмотрим его в определенном законом порядке.
— Где?
— Здесь, в штаб-квартире нашей организации. Мы имеем доступ ко всей информации.
— Значит, вы думаете, это возможно — узнать, был ли кто-то опекуном, и если да, то кого именно он опекал?
Юрист начал рассуждать вслух:
— Ну, мы не можем выдать информацию, способную причинить вред заинтересованным лицам. Но раскрытие информации о том, были ли какой-то человек опекуном, едва ли может нанести кому-то вред. Более деликатные ситуации возникают, когда какое-либо лицо было приговорено к тюремному заключению, а затем выступило в роли опекуна. Короче говоря, мы рассматриваем каждый запрос индивидуально.
— Отлично, — сказала Анника. — Значит, я сделаю такой запрос. Как долго продолжается рассмотрение и где я смогу получить ответ?
— Эти решения обычно принимают в канцелярии, поэтому времени уходит не так много. Вы получите ответ в течение нескольких дней.
«Он нужен мне СЕЙЧАС!»
Анника попросила дать ей адрес электронной почты, поблагодарила и положила трубку.
Потом она быстро составила запрос о том, чьим опекуном был Давид Линдхольм, за кем он наблюдал во время пробации и как давно этим занимался.
Она вздохнула и отодвинула компьютер.
«Господи, я же просто толку воду в ступе».
Она слышала, как за ее спиной Патрик Нильссон на повышенных тонах обсуждал что-то со Спикеном. Кажется, это было связано с вернувшимся домой убийцей копа.
— Это же невозможный скандал! — кричал репортер.
Спикен что-то буркнул в ответ.
— Мой источник надежен как скала. Правительство что-то отдало американцам за Габриэльссона. Мы должны раскопать, что именно. Что им позволили? Нападать на людей, делающих простоквашу? Предоставить ЦРУ базу в Бромме?
Анника встала, она не хотела это слушать.
«Дорогие собственники, избавьте нас от этого несчастья, увольте тех, кого вы хотите уволить, и дайте нам спокойно работать».
Она подошла к кофейному автомату и налила себе черного кофе, крепкого, без сахара и без молока. Села за стол и принялась машинально мять пластиковую чашку, думая о диагнозе Юлии Линдхольм.
«Расщепление личности. Звучит как название дурного фильма».
В наши дни любой убийца в суде начинает жаловаться на те или иные психические расстройства. Если они не слышали голоса, то принимали в больших дозах анаболические стероиды или писались в штаны и ломали игрушки в раннем детстве и младенчестве. Все должны жалеть безработных, потому что у них нет работы, работающих — за то, что они страдают от стресса, молодым надо сострадать, потому что у них нет шансов, а старым — в связи с тем, что они не воспользовались шансами, предоставленными им в молодости.
Женоубийцы, очевидно, всегда глубоко страдали по причине невозможности на сто процентов контролировать своих жен, иметь их в любой момент, когда пожелают, и нереальности понять, с кем те говорят по телефону. Очень часто случалось так, что суды действительно выказывали удивительную чуткость по отношению к этим истязателям и исписывали тома дел, доказывая, что с убийцами надо обходиться мягко. Судьи часто путали имена жертв. Анника сама несколько раз сталкивалась с этим. Женщин, жертв, называли то Лундберг, то Лундгрен, то Берглунд, в то время как бедный убийца, забивший жену до смерти из самых лучших побуждений, отделывался минимальным из всех возможных сроков. Их осуждали на десять лет с отбытием наказания в учреждениях общего режима, где они на лугах пасли коров, а по прошествии шести с половиной лет благополучно выходили на свободу.
Теперь вот у Юлии расщепление личности, как у той женщины из американского бестселлера.
«Насколько мы должны ее жалеть? Кстати, по той книге не сняли фильм?»
Она вылила остатки кофе в раковину и вернулась к столу. Патрик Нильссон отошел от стола шефа, сидел теперь на своем месте в отделе криминальной хроники и барабанил по клавишам. Анника облегченно вздохнула.
Она поискала в Гугле и нашла, что «Сибилла» — это и роман, и телевизионный сериал, основанные на реальной истории молодой женщины, с которой так плохо обращались в детстве, что ее личность раскололась на шестнадцать независимых друг от друга личностей. Настоящее имя той женщины было Ширли Арделл Мейсон, и она в молодости страдала тяжелыми нервными расстройствами и обмороками.
Когда она начала лечиться у психотерапевта и психиатра Корнелии Б. Уилбур сеансами гипноза и антипсихотическими лекарствами, выяснилось, что провалы памяти были следствиями того, что на это время одни личности овладевали ее сознанием и совершали поступки, о которых ничего не помнили другие личности.
«Не это ли произошло с Юлией? „Другая женщина“ овладела ее сознанием, а „сама“ она этого даже не поняла?»
Анника нашла сайт о диссоциативных расстройствах личности и прочитала, что две разные личности могут отрицать существование друг друга и даже отвергать друг друга, и в то же время каждая из них считает своим одно и то же сознание.
«Господи, как это странно и необычно! На что только не способно человеческое сознание!»
«Больной переключается с одной личности на другую в зависимости от обстоятельств и никогда не может припомнить, что делала другая личность. В некоторых случаях провал между личностями может быть не велик, и в таких случаях больной сознает наличие двух разных личностей, но при этом вступает с ними в более сложные отношения».
«Значит, Юлия могла знать о существовании „другой женщины“? Неужели такое и правда возможно?»
Она щелкнула «читать больше».
Истинное расщепление личности встречается крайне редко. Во всем мире до сих пор было описано не больше тысячи случаев.
Часто истинное расщепление личности путают с шизофренией.
«Одна из причин такой путаницы заключается в том, что шизофрения в переводе с греческого означает „расщепление ума“, но в случае шизофрении речь идет об изменениях в способности образовывать ассоциации и логически мыслить. У шизофреника только одна личность, но мысли и действия этой одной личности могут быть в высшей степени нарушены и дезорганизованы…»
Анника взяла ручку и принялась ее грызть.
Об этом надо как-то написать. Надо найти источник, который подтвердил бы то, что говорила ей Нина Хофман о психиатрическом заключении. Кто сможет дать ей такую информацию?
«Адвокат! Кажется, он не блещет умом».
Она полистала записи и нашла его имя и номер телефона. Матс Леннстрём из адвокатской конторы в Кварстенене.
— Господин Леннстрём в суде и будет только поздно вечером, — прощебетала секретарша.
Анника положила трубку и позвонила прокурору, но Ангелы Нильссон не оказалось на месте. Потом она набрала номер Национального ведомства судебной медицины, но там ей сказали, что не комментируют врачебные заключения.