– Ты?! Замуж?! За кого?

– За меня. – Булатов вошел в гостиную и занес пакеты. – Тетя Стефа, мы тут подарки привезли, надо будет потом разобрать…

Стефания Романовна посмотрела на дочерей и вздохнула. Присутствие Евгении ее тяготило.

– Женя, уходи, пожалуйста. Считай, что я умерла.

– Да лучше бы ты умерла! – Евгения кусает губы, сжав от злости кулаки. – Лучше бы вы обе умерли, идиотки!

Она отталкивает охранников и выскакивает из квартиры. Глотая злые слезы, она несется по ступенькам – вниз, вниз, еще пролет, и еще. Мать предала ее, а идиотка Ника выходит замуж за симпатичного и богатого мужика, который смотрит на нее с таким обожанием, что кожей чувствуешь: мужик этот влюблен до самых что ни на есть печенок. И в кого – в юродивую идиотку, толстую, абсолютно неэлегантную, бестолковую.

Машина отца отчего-то стоит в отдалении, за рядом гаражей. Евгения идет к ней, думая о том, что скажет ей сейчас папа. Но это неважно, она хочет одного – домой. И пусть все закончится, все можно начать сначала. Вот только отца в машине нет, Евгения оглядывается – куда он мог подеваться?

– Ну, здравствуй, кукла.

Борик, ее Борик, который ел у нее из рук, возник перед ней так неожиданно, что она попятилась. Женя уже забыла, что несколько дней назад говорила толстой уродливой бабе из прокуратуры – да что она знала-то, собственно? С кем Борик пиво пьет и кто у него на что приспособлен? Ну, еще опознала нескольких людей по фотографиям. Это пустяки, глупости, а они за это отпустили ее на подписку о невыезде, идиоты. Да если бы она знала что-то действительно стоящее, разве она бы стала рассказывать им? Она бы придумала, как ей поступить со своим знанием.

– Борик…

Удар свалил ее с ног, раздробив кости лица и череп. Кастет – штука тяжелая.

Борик поднял тело, открыл багажник и бросил его туда – там уже лежало тело ее отца. Сорвав чеку, Борик бросил гранату в багажник и закрыл его, а сам поспешно скрылся за углом ближайшего гаража.

Взрыв оживил сигнализацию всех машин поблизости. Булатов выглянул в окно гостиной и щелкнул брелоком. Кофейной машины на месте не было, край ее капота виднелся дальше, около гаражей – в дыму и пламени. Булатов кивнул охранникам, те выглянули из окна, Кирилл достал сотовый.

– Выйду на лестницу, шефу позвоню.

Он направился к двери, когда услышал Никин голос из спальни:

– Леш, что там?

– Да, похоже, какая-то машина взорвалась.

Буч выскочил из дверей спальни, но Ника ловко поймала его и прижала к себе:

– Боже мой, как я по тебе скучала! Мам, есть хотим зверски….

– Сейчас супом вас кормить буду. Руки мойте.

– Леш, выгляни в окно, отец уехал?

– Не видать его машины на прежнем месте.

– Ну, стало быть, уехал. И ладно.

Ника бросила котенку цветной мячик и пошла в ванную. Охранники переглянулись с Булатовым – не стоит Нике сейчас говорить, что это машина отца взорвалась. И матери не нужно. Но все трое подумали об одном: кого-то Евгения достала своей злобной глупостью, и достала гораздо больше, чем Нику.

Кирилл кивнул всем, вышел из квартиры, на ходу набирая знакомый номер.

17

Когда посетители впервые попадают в помещения, занимаемые фирмой «Радиус», первое, что бросается в глаза, – огромный аквариум, окруженный пальмами и фикусами. Здесь же стоят уютные диванчики и кресла, на столике лежат журналы, бумага для записей и каталоги. Здесь посетители, если им приходится ждать, могут отдохнуть.

– Леш, глянь, какой аквариум!

Булатов улыбнулся – постоянная готовность Ники удивляться всякий раз приводила его в прекрасное расположение духа. И сейчас он был рад тому, что Ника снова становится прежней – три дня как похоронили отца и Евгению, и они с матерью хоть и держались, но не так-то просто в одночасье похоронить двоих людей, которые хоть и были негодяями, но они ее отец и сестра. Стефания Романовна осталась прибирать в опустевшей питерской квартире, где уже никто из них не собирается жить – слишком много тяжелых воспоминаний.

– Дети побудут на хозяйстве одни, охрана с ними. – Матвеев с сочувствием посмотрел на нее. – Никуша, я прошу тебя задержаться в Питере и прийти к нам в офис завтра, к одиннадцати утра. Леш, ты тоже, ладно?

– Хорошо, как скажешь.

И теперь они здесь, хотя в толк не возьмут, зачем. Валерия днем постоянно находилась в больнице – Панфилов все-таки решил остаться с этой стороны забора, но теперь ни на минуту не отпускал ее от себя. И их новая, как бы сама собой решенная жизнь, и череда невероятных несчастий, которые они пережили вместе, превратили их внезапно возникшую и разросшуюся компанию в большую семью. Дети, родители, хлопоты – и между делами звонок, и знакомый голос говорит: «Привет. Как дела?», сколько звонят, столько раз и здороваются друг с другом.

Но праздничного настроения нет. До Нового года осталась неделя, в магазинах столпотворение, кругом мишура, гирлянды, новогодние шары, пахнет елочными базарами – а у них никакого Нового года. Какой тут праздник, когда такое…

– Ника, Лешка! – Матвеев с рукой на перевязи и карандашом за ухом выглядит как сумасшедший ученый из комиксов. – Хорошо, что пришли. Тут Олешко командует парадом, идемте.

Они идут по коридору, Ника разглядывает интерьер, цветы на окнах, новогоднюю мишуру, уже развешанную позитивно настроенными сотрудниками, – она думает, что еще не купила никому подарков, а их, учитывая обстоятельства, теперь надо очень много. И искоса поглядывает на Булатова – с этого момента, когда они оказались в Новгороде, и до сегодняшнего дня им ни разу не удалось остаться наедине и поговорить. Вскользь она сказала Евгении, что выходит замуж – ну захотела подразнить сестрицу! Булатов игру поддержал, и все, вроде бы дело решенное – но это как-то неправильно. С ними постоянно кто-то находится рядом – то охрана, то дети и мать, то друзья, они все время что-то делают, куда-то бегут, на кого-то всякий раз валится очередная катастрофа – и им некогда объясниться, им вообще невозможно поговорить о чем-то своем.

Комната представляет собой зал заседаний с большим овальным столом, у стен – доски и подставки для чертежей, на стене – плазменная панель. Ника подходит к окну – ей нужно собраться с мыслями, и неприглядный вид белых крыш и грязных дорог подходит для того, чтоб на них не смотреть, как нельзя лучше.

Матвеев толкает Алексея в бок:

– Ты уже с ней объяснился?

– Нет. – Булатов с досады пинает ножку стула. – Макс, реально – мы не можем остаться наедине даже на полчаса. Или кто-то с нами есть, или что-то случается и надо мчаться. У меня отпуск заканчивается, а мы только смотрим друг на друга, и…

– Да, дела… А ведь и правда. – Матвеев обнаружил за ухом карандаш и обрадовался. – Вот он где! Ладно, что-нибудь придумаем.