— Успокойся, Сережа, — Поплавский налил в стакан минералки, но выпил ее сам. — Выскажи свое мнение: что делать будем?
— А что делать… — Гонтарь потух. — Появился хороший предлог закончить эту кампанию. На мой взгляд, нужно его использовать. Мне уже надоело выслушивать сентенции о собственной бездарности и небоеспособности армии!
— А она боеспособна? — ядовито поинтересовался сановитый седовласый мужчина с вальяжными манерами — некогда заместитель управляющего концерна «Роснефтьпром», а теперь его совладелец. Присутствующие знали, что основным держателем акций являлся бывший управляющий, а ныне премьер Богомазов.
— Знаете, что говорит моя жена? Спрашивает: сколько в армии солдат? Три или четыре миллиона? Так пусть два миллиона оставят на всякий случай — вдруг американцы надумают напасть, а миллион — в Чечню, если там война… И все кончится малой кровью за неделю! По-моему, она права…
— Говорить легко, Петр Петрович, — с видимым спокойствием произнес министр обороны, хотя наглые водянистые глаза выпучились, что являлось верным признаком сдерживаемого гнева. — Ваша жена — очаровательная женщина, и я бы с удовольствием с ней побеседовал. Но от слов до дел — очень большая дистанция. Что бы вы сказали, если бы все скважины и перерабатывающие заводы оказались уничтоженными? Вряд ли вам это понравится. И еще кое-кому — тоже…
Намек был понятен. Петр Петрович замолчал.
— Давайте прекратим препирательства, — на правах хозяина сказал Поплавский. — Сейчас речь о другом. Дударик сдался и возобновил платежи. Значит, надо сворачивать войну. Как это сделать? Поставленная задача не выполнена — незаконные вооруженные формирования не разоружены. Тысячи солдат и офицеров погибли. Народ не поймет, если мы вдруг выведем войска. И так в прессе слишком много публикаций о том, что финансовые корни конфликта уходят в Москву… Нам не нужен поиск этих корней. Поэтому ультиматум появился вовремя! Нам просто некуда деваться — не можем же мы рисковать столицей! И это гуманное решение не сможет оспорить никто!
— Я скажу так: если бы ультиматума не было, его следовало бы придумать, — процедил Красавчик. — Но что поделывают наши силовики? Может быть, группа антитеррора вот-вот снимет проблему с повестки дня? Тогда мы окажемся в дурацком положении.
— Мы приказа не получали, — вяло проговорил Гонтарь. — Насколько я знаю, МВД и ФСБ — тоже. Коржов, как всегда, пытается отличиться, но задача ему не по зубам. Скажу больше — она никому не по зубам. В мире не было аналогичных ситуаций, потому не выработаны и меры борьбы с ними!
— Пусть так, — картинно прищурился Красавчик. — Но не слишком ли мы торопимся останавливать машину? Деньги-то пока не получены…
— Это другой разговор, — поднял руку Поплавский. — Мы вернемся к нему чуть позже…
— Прекращение войны предполагает переговоры на высшем уровне, — вмешался Кукловод. — Но Дударик настолько скомпрометирован, что диалог с ним унизит Президента и подорвет его авторитет. Нужна другая фигура.
— Для этого у нас есть генерал армии Гонтарь, — добродушно проговорил Шатохин, похлопывая министра по плечу.
Петр Петрович скривился:
— Проработать рокировку чеченских фигур лучше поручить кому-нибудь другому. Чтобы избежать провала.
— Я посоветуюсь с Президентом, — бросил Кукловод. Он единственный из присутствующих имел доступ в Кремлевскую больницу.
— Как его здоровье? — не к месту спросил Шатохин. Петр Петрович тоже встрепенулся, изображая живейшую заинтересованность.
— Нормально. На днях покажется по телевизору. Надо прекратить ненужные домыслы.
Вице-премьер скорбно кивнул.
— Сплетен очень много. Кто-то распускает слухи про несостоявшийся переворот и упоминает при этом имя Виктора Петровича. Скажите Президенту, что это грязная клевета!
— Не имеющая ни малейших оснований! — решительно добавил Петр Петрович.
— Это игры Коржова, — сказал Гонтарь. Его неприязнь к начальнику СБП была общеизвестной. — Он вытащил козырь из крапленой колоды — некоего Верлинова. Тот попил крови у нашего разведуправления…
Услышав фамилию Верлинова, Петр Петрович и Шатохин переглянулись. Именно он провалил далеко идущий замысел премьерской команды.
— Кстати, — Поплавский навалился грудью на стол. — Я слышал про Верлинова от Горца. Курьера перехватили в поезде и очень умело забрали деньги. Буквально за несколько секунд: нейтрализовали, подкинули наркотик и навели милицию. А вез их парень весьма серьезный…
На самом деле Тепкоев узнал фамилию Верлинова от Координатора, санкцию на это дал Поплавский. Но старик всегда запутывал концы, чтобы скрыть собственные источники информации.
— Его убили? — поинтересовался Норейко.
— Уже потом, в камере достали… Да дело не в этом… Горец считает, что деньги забрал Верлинов.
— Вот пусть Горец и занимается, — сказал Красавчик. — В конце концов, это они потеряли два зеленых лимона.
Шатохин и Петр Петрович переглянулись еще раз. Шестерка не была единым монолитом, интересы собравшихся по ряду моментов могли существенно расходиться. В части замены Первого лица Красавчик и Кукловод стали бы непримиримыми врагами окружения премьера. Поэтому для них Верлинов в эпизоде у Кремлевской больницы — герой. А для вице-премьера и представителя топливного комплекса — опасный враг, который, помешав один раз, вполне способен спутать карты и в следующий. При столь радикальных противоречиях ставить вопрос о Верлинове здесь было нельзя. Но сам по себе генерал никому не интересен, за ним никто не стоит, и если им займется Горец, то это наиболее оптимальный вариант.
— Другие предложения есть? — Поплавский обвел взглядом присутствующих. — Ну и хорошо. А теперь давайте немного закусим. Не возражаете?
И по этому вопросу мнение группы Шести оказалось единым.
* * *
Магомет Тепкоев не собирался подрывать заряд. Он не был трусом и не утратил способность умереть за свой род. Просто когда имеешь много денег и возможностей, эта способность несколько трансформируется. Он готов был пожертвовать жизнью в случае необходимости. Эта крошечная, почти незаметная оговорка коренным образом отличала его от прапрадеда — простого пастуха в горах, готового по первому зову отдать тейпу остроту родового кинжала, меткость отделанного перламутром мултука и буйство собственной горячей крови. Ведь именно готовность умирать, без оценки числа противников, могущества их рода, судьбы собственных детей и любых других оценок, в том числе необходимости смерти, и лежит в основе освященного веками обычая мести, цементирует его, создает славу маленькому народу и внушает страх врагам.
Но у прапрадеда, кроме кинжала, мултука и крови, ничего не было, и сам он не мог существовать без поддержки рода. А у Магомета на нескольких счетах в разных странах имелось три миллиона долларов, вилла во Флориде, трехэтажный дом в Турции, не считая квартир, автомобилей и дач в Москве, многочисленного имущества на родине и сотен вполне кредитоспособных должников, разбросанных по всему миру. Он мог долго и безбедно жить в любом уголке земного шара, вкушая изысканные яства, лаская красивых женщин, повелевая многочисленной прислугой и почетной свитой, разъезжая на самых лучших автомобилях, которые очень любил. Все это крепко привязывает к жизни, и сегодняшний Магомет Тепкоев отличался от того тринадцатилетнего мальчика, который застрелил кровника прямо в зале суда.