Этот день запомнится мне навсегда. В берлинских районах Нейкелльн и Темпельхофе уже велись уличные бои. Противником были захвачены Шпандау и Потсдам. Русские танки вышли на Хауптштрассе. До Рейхстага оставалось несколько километров. Мною овладело чувство обреченности. Под каким-то невероятным предлогом я оставил самолет и ненадолго приехал к Анне.
Она встретила меня очень спокойно. В ее глазах я увидел такую боль и отчаяние, что понял: Анна, как и я, готовилась к расставанию или к смерти.
Мы сели за стол, и оба знали: минуты, оставшиеся нам, тают, как маленький кусок сахара, который Анна положила в мою чашку.
Я смотрел на нее. Она – на меня. В тот момент мы чувствовали такую силу любви, что ее хватило бы на долгую счастливую жизнь, которая могла бы у нас быть. Анна сказала: «Мы будем помнить всегда».
Она не просила меня остаться в живых, потому что знала: я не обещаю того, чего не смогу выполнить. Я не просил – потому, что не мог ее защитить. Мы просто смотрели друг другу в глаза в надежде, что, если оба окажемся на том свете, наши души обязательно отыщут и узнают друг друга…
Вернувшись к самолету, я получил приказ. Ночью предстоял полет с пассажирами в датский город под названием Тённер. Я хотел скорей вернуться обратно. Но я знал, что смерть летает быстрее.
Полина и Сергей прочитали перевод по очереди, уже находясь в постели и готовясь ко сну. Трагический тон повествования настроил обоих на сентиментальный лад. Однако это чувство каждый из них переживал наедине с собой.
– Ты сегодня идешь на работу? – спросил Сергей утром, перед тем как выйти за дверь.
Полина протянула ему ключи от машины.
– Возьми, ты забыл.
– Спасибо. – Забрав ключи, Сергей решил не донимать жену своими советами. В конце концов, она знает, что делает.
Сергею предстояла непростая задача – доехать без пробок до улицы Наметкина, где проживал Кочарян. Существовала безусловная вероятность, что он не застанет Эдварда дома. Но чутье, верный помощник сыщика, подсказало: утром он «возьмет» Кочаряна тепленьким.
Без пробок не обошлось, на Наметкина Дуло попал после двенадцати, что значительно снизило его шансы встретиться с московским мажором. Однако все вышло как нельзя лучше.
Жилой дом вблизи газпромовской башни сиял голубыми стеклами, являя миру элитную исключительность. На въезде во двор пришлось сцепиться с охранником, который не хотел пропускать Дуло даже по удостоверению. Он пробовал дозвониться в квартиру, но ему не ответили. Охранник сказал, что «БМВ» Кочаряна – на подземной парковке, а значит, он дома. Когда Сергей пригрозил вызвать всех на допрос в управление, его пропустили.
Второй раз пришлось достать «корочки» в комнате у консьержки. С ней все сложилось с первого предъявления. Через три минуты Сергей звонил в дверь, похожую на лакированную крышку гроба со всеми ее штапиками и филенками.
Ему открыла служанка. По внешнему виду Дуло определил – филиппинка. Соображая, что лучше сказать – «хай» или «здрасьте», Сергей выложил главное:
– Эдварда Кочаряна.
– Йес, сэр, – сказала служанка и впустила его в прихожую. Они двинулись сквозь анфиладу огромных комнат с большими окнами. Стало ясно: денег в этом доме никогда не считали. Всего много, и все дорого. Филиппинка предложила Сергею сесть на диван в гостиной. Он сел, она прошла дальше. Через минуту из глубины квартиры послышался вопль, похожий на рев разбуженного медведя. Сергей удивился тому, что такой никчемный, хлипкий и незначительный человек, Эдвард, мог издавать подобные звуки.
Служанка пробежала мимо в слезах. За ней в майке и трусах тяжело шагал Кочарян, намереваясь разорвать на куски того, кто его разбудил. Увидев Дуло, Эдик явно передумал.
– Опять вы, – простонал он и свалился на диван.
– Может, наденешь штаны? – предложил Сергей.
Зарывшись лицом в ладони, Кочарян никак не отреагировал на его слова. Дуло решил, что может опросить его и без штанов.
– Ты в состоянии отвечать?
– Ммм-м-да, – промычал Кочарян.
– Пил? – полюбопытствовал Дуло.
– Пил. В восемь утра пришел.
– У-у-у, – протянул Сергей. – Как я тебе сочувствую. Но поговорить с тобой должен.
Кочарян молча кивнул.
– Мне нужно, чтобы ты вспомнил. Не видел, чтобы той ночью к убитому старику кто-нибудь приходил?
– Не-е-ет, – помотал головой Эдвард.
– Женский голос за стенкой слышал?
– Не-е-ет, – повторил тот.
Дуло встал.
– Есть аспирин?
– Спроси у Миранды.
– Миранда! – гаркнул Сергей. Ему обрыдло валандаться с Кочаряном. Хотелось закрыть вопрос побыстрей.
Домработница прибежала на зов, трясясь, как кленовый лист.
– Как по-английски сказать «аспирин»? – спросил он у Эдика.
Тот икнул, потом выдавил из себя:
– Так и будет…
– Ай нид аспирин, – сказал Сергей служанке.
Через пять минут она явилась в гостиную с аспирином, ложкой и стаканом воды. Сергей растворил две таблетки в воде и заставил Эдика выпить. Спустя пять минут тот стал отвечать.
– Женского голоса я не слышал. У нас в номере своих голосов хватало. – Он помолчал. – Вспомнил, что когда выпускал Фила… этого, как его… В общем, когда уходил Фил… Я закрывал дверь и краем глаза видел, что старик ведет в номер бабу.
– Как она выглядела?
Эдвард продолжал говорить, будто не расслышал вопроса.
– Черт дернул меня послушаться Фила. Этот «Рикс» мне на хрен сдался. Зачем мы туда пошли…
– В каком смысле? – спросил Дуло.
– Это Фил придумал пойти в «Рикс». Сказал, что там клево.
– А ты не хотел?
– Ну, если Фил сказал…
– Вернемся к той женщине. Как она выглядела?
– В юбке, – вымолвил Кочарян и, похоже, уснул.
Сергей взял двумя руками его голову и энергично растер уши.
От неожиданности Эдвард вскочил на ноги, но, придя в себя, казался протрезвевшим.
– Вспомни, как выглядела та женщина.
– Я видел ее со спины.
– Хорошо, про юбку я понял. Юбка была длинной или короткой?
– По колено.
– Что кроме юбки?
– Кофточка белая. Вспомнил! Юбка джинсовая.
– Волосы… – подсказал Дуло.
– Кажется, длинные…
– Длинные или кажется?
Кочарян покрутил руками над головой.