– Bellissima, мама!
Мэгги знала, что ее внешность далека от совершенства: короткая прическа, темная кожа, слишком широкий нос и слишком толстые губы. Единственным своим достоинством она считала лишь глаза – карие, с зеленоватыми крапинками. Впрочем, для своих сорока пяти лет выглядела она очень даже неплохо. Будь она с самого начала хорошенькой, красота ее, возможно, сохранилась бы и по сей день, но Мэгги всегда знала, что обладает самой обычной, если не сказать заурядной, внешностью. Тем не менее по настоянию Феликса она носила только дорогую одежду и спорить с сыном не стала.
– Пойдем, дорогой, – сказала Мэгги.
Джесс поцеловал ее и, метнувшись к выходу, выскочил за порог. Он подождал ее на крыльце, где показал на Анджеру, городок на противоположном берегу озера. Там, на высоком меловом утесе, в окружении леса, возвышался каменный замок.
– Давай съездим туда, мам, в Анджерский замок!
Мэгги посмотрела на белокаменное здание, высившееся в двух километрах от их виллы. Другой берег озера казался ей видом с открытки, которым можно любоваться с расстояния, но не посещать.
– Мы уже столько лет смотрим на него, так что давно пора увидеть его вблизи.
Они вышли за ворота, и первым препятствием для них стала виа Семпионе. На ней не было тротуара, так что мать и сын были вынуждены идти гуськом, друг за дружкой. Мэгги постоянно говорила себе, что итальянцы привыкли объезжать пешеходов на этой узкой дороге XIV века, вымощенной камнем. Хотя Джесс уже дважды самостоятельно совершил поход по этой самой улице, и оба раза едва не кончились для Мэгги сердечным приступом. Вот почему сегодня, стоило впереди показаться какому-нибудь транспортному средству, как Мэгги выходила вперед, грудью заслоняя сына, и пропускала Джесса вперед лишь тогда, когда они переходили на другую сторону.
Вскоре дорога привела их к современному многоэтажному зданию отеля «Конкорд» на берегу озера. Отель высился у подножия высокого утеса, названный местными жителями «Ла Рокка». Точно так же называли они и построенный на его вершине замок. В начале XVI века здесь родился знаменитый епископ Карло Борромео. В ту пору все здешние земли принадлежали его семье. В 1698 году в этом месте воздвигли памятник, массивную статую, изображавшую епископа Борромео. До того, как изваяли статую Свободы, это был самый большой в мире монумент подобного рода.
У Мэгги давно сложилось впечатление, что итальянцы называют все утесы и все возведенные на них замки и крепости словом La Rocca. Нужно лишь знать, о каком месте или замке идет речь: La Rocca di Arona, что возвышался над их головами, или La Rocca di Angera, на другом берегу озера, в который они сейчас направлялись. Это был самый опасный отрезок пути: дорога огибала «Ла Рокка», и встречных машин не было видно. В свою очередь, автомобилисты не видели шагающих за поворотом пешеходов.
– Джесс, держись ближе к обочине и не отходи от меня, – велела сыну Мэгги. Она постоянно оглядывалась на машины, выскакивавшие из-за поворота на полном ходу.
К счастью, они обогнули холм без всяких приключений.
Вскоре перед ними уже раскинулась Арона. Городок словно прилепился к южному краю озера. Здесь волны накатывались на белую каменную стену променада, а над водной гладью лениво парили чайки. Глядя на крытые красной черепицей дома, казалось, будто видишь деревню XIV века в ее первозданном виде.
Перейдя через дорогу, Мэгги и Джесс направились к двум скамейкам посреди лужайки. Мэгги частенько сидела здесь. Для нее это место было связующим звеном между уединенной жизнью на вилле и окружающим миром. Прямо перед ней тянулась зеленая ограда, за которой располагались местные теннисные корты и каменистый общественный пляж. В Италии пляжи открыты для всех, включая и частный пляж их виллы, однако никто не отваживался вторгаться в жизнь обитателей прибрежных особняков.
Мэгги опустилась на скамью, а Джесс, подбежав к ограждению, стал разглядывать пляж. Мэгги сидела, наслаждаясь теплом и созерцая мирную гладь озера. Увы, письмо Феликса не выходило у нее из головы. Когда они только приехали сюда, ею владел ужас и неуверенность. Ей было страшно остаться одной среди людей, языка которых она не знала. Она и сейчас толком не умеет читать по-итальянски. Однако ради сына Мэгги научилась быть смелой. Почему Феликсу никогда не приходило в голову, что она лучше знает, что нужно Джессу? Закрыв глаза, Мэгги попросила Всевышнего дать ей знак, чтобы она поняла, что ей делать. Ведь дал же он знак Марии и Иосифу, о чем повествует Библия.
Внезапно рядом, как будто проплывая мимо в гондоле, кто-то с беззаботной радостью затянул «O Sole Mio». Мэгги сразу поняла, кто это. Так мог петь только Адамо.
– Чао, Хетта! – крикнул он. – Как поживаешь?
Это действительно был Адамо Морелли, ходячее воплощение красавчика-итальянца. Правда, красавец этот не был любитель причесывать волосы и подстригать усы, а пуговицы рубашки всегда застегнуты на груди сикось-накось. Как обычно, Адамо был в подпитии, и по этой причине, вместо того чтобы выйти в лодке ловить рыбу, отправился на прогулку. У него была привычка называть Мэгги по имени, которое значилось в ее фальшивом паспорте, – Хетта Прайс.
Адамо приветливо улыбнулся и, пошатываясь, направился прямиком к ее скамейке. И как только грешный человек может быть настолько счастлив – это было Мэгги неведомо.
– Спасибо, Адамо, прекрасно, – как можно чопорнее ответила Мэгги. – Надеюсь, ты сейчас никуда не поплывешь на лодке. Может, тебе стоит выпить кофе?
Итальянец опустился на колени на траву рядом с ней.
– Джесс, о, Джесс! – театрально воскликнул он. – Скажи своей маме, чтобы она вышла за меня замуж, я люблю ее!
– Чао, синьор Морелли! – бросил через плечо мальчик.
Мэгги не раз видела, как Адамо Морелли громко признавался в любви всем проходящим мимо него женщинам. Ходили слухи, будто он влюблен в свою невестку – безответно, разумеется, – что и объясняло тот факт, что он вечно пребывал в подпитии. Адамо был полной противоположностью своему брату Карло Морелли. В отличие от брата, он бегло говорил по-английски и по-испански. Карло же иностранных языков не знал, зато был категорически не способен напиться посреди дня, поскольку был постоянно занят полезными делами в муниципальном центре или не покладая рук трудился в семейном ресторане. По мнению Мэгги, именно по этой причине синьора Морелли из двух братьев предпочла именно Карло.
Адамо Морелли раскинул руки и закричал:
– Неужели они больше не делают деревянных лошадок с помощью клея?
Джесс повернулся к Адамо и невозмутимым тоном произнес:
– Деревянных лошадок делают при помощи клея, который делают из настоящих лошадей.
Это был любимый пунктик Адамо Морелли. Мэгги не знала почему, но Адамо разразился пьяным хохотом. Джесс тоже засмеялся. Ведь он добрый мальчик.
Мэгги собралась встать.
– Нет, нет. Сиди. Я уйду, – сказала Адамо. – Я должен встретить жену брата и проводить ее домой. – Он поднялся с земли и пошатнулся; ветер раздувал подол его неаккуратно застегнутой рубашки. – Чао, Хетта, bella mia! Чао, Джесс!