— Принимаю! — ответил Воловцов, и они пожали друг другу руки. — Ладно, господа, небось дворник Ефимка и жиличка Квасникова заждались нас. Кстати, а почему дворника все зовут Ефимка? Он что, мальчик совсем?
— Да нет… ему, чай, восемнадцать уже стукнуло. Просто я же вам говорил, что он, таво, — и городовой сделал неопределенный жест рукой.
— Ладно, поглядим… — кивнул Иван Федорович. — Давайте с него и начнем…
Они прошли на кухню, где дожидались полицейского дознания Ефимка и жиличка из флигеля Наталья. Ефимка был безмятежен. Нежный розовый румянец покрывал его пухловатые щеки. Наталья, напротив, сидела хмурая и нервически перебирала пальцами подол короткого передника.
— Здравствуйте, — поздоровался со свидетелями Воловцов. — Вы — Наталья Квасникова? — спросил он девушку.
— Да. — Она подняла на Ивана Федоровича печальные глаза и встала.
— Пройдите, пожалуйста, с господином городовым в коридор, — сказал ей Воловцов. — Мы сначала побеседуем с господином дворником, а затем с вами. Не возражаете?
— Нет, — удивленная таким обходительным отношением незнакомого мужчины в рубахе навыпуск и плисовых штанах, заправленных в сапоги, ответила Наталья.
— Вот и славно. Городовой, проводите барышню…
Квасникова послушно вышла из кухни. Следом за ней вышел городовой. Когда двери за ними закрылись, Наталья спросила:
— Это кто?
На что городовой Еременко закатил глаза и серьезно ответил:
— У-у, не спрашивай. Господин судебный следователь. Из самой Москвы будет…
Воловцов присел в уголок, предоставив Петухову сесть за стол, и предложил:
— Прошу вас, начинайте…
Околоточный надзиратель, уже понявший, что он тут не главный, кивнул головой и, жестом указав Ефимке сесть на стул, что стоял против стола, достал из кожаной планшетки бумагу и карандаш.
— Итак, производится дознание дворника дома покойной ныне Марьи Степановны Кокошиной, — официальным тоном произнес он, что было правильно, поскольку настраивало допрашиваемого не на дружескую беседу, но на ответственный и серьезный разговор, имеющий важные последствия. — Ваше полное имя-отчество-фамилия?
— Ефимкой меня зовут, — ответил дворник.
— Это имя, — терпеливо произнес Петухов. — А как зовут вашего отца?
— У меня нет отца, — шмыгнул носом Ефимка, и глаза его наполнились слезами. — Помер он.
— Хорошо. Как…
— Чего ж хорошего, коли помер-то? — посмотрел на околоточного надзирателя Ефимка глазами теленка. — Жа-алко же…
— Я понимаю, что жалко, — сказал Петухов. — Но ничего не поделаешь — люди умирают.
— А как умер ваш батюшка? — подал голос из своего угла Воловцов.
— Его лесами задавило, когда он церкву щукатурил, — оглянулся на него Ефимка. — В позапрошлом годе. А мамка еще раньше умерла… Сирота я.
— А как звали вашего батюшку? — спросил, в свою очередь, околоточный надзиратель.
— Афо-о-оней, — протянул Ефимка. — Он хороший был. До-обрый…
— А фамилия твоя как?
— Кологривовы мы.
— Ясно, — кивнул Петухов. — Итак, Ефим Афанасьевич, что вы можете нам рассказать по поводу сегодняшнего инцидента?
— Чево? — сморгнул Ефимка, подавшись чуток вперед.
— Что случилось сегодня утром, расскажи нам, пожалуйста, — мягко поправил околоточного Воловцов.
— Чо случилось… — Ефимка задумался. — Ну, встал я, как обычно, в пять часов. Служба у меня такая, в пять часов вставать. Взял метлу, совок, ведро. А потом чую — дымом пахнет…
— А где вы спали? — спросил Иван Федорович.
— У себя на фатере спал, — немного удивленно ответил Ефимка.
— А где ваша фатера?
— Под лестницей. Там комнатка такая, с одним окошечком в сени, но теплая и поместительная: там и кровать имеется, и тумбочка, и вешалка. Барыня меня туда, стало быть, определила, когда в дворники взяла. Добрая она была, барыня-то наша…
— Итак, вы почувствовали запах дыма, — вернул разговор в нужное ему русло околоточный Петухов.
— Почувствовал, — кивнул Ефимка.
— Откуда пахло дымом?
— Сверху. Из покоев хозяйки.
— И что ты сделал, когда почувствовал дым? — не забывал записывать в протокол дознания вопросы и ответы Петухов.
— Поднялся на кухню, — ответил дворник.
— И что дальше?
— Принюхался…
— Ну, и…
— Потом прошел к двери фатеры хозяйки. Увидел, что из-под двери дым сочится… — и Ефимка замолчал.
— Ну, чего молчишь? — раздраженно произнес околоточный надзиратель. — Увидел дым из-под двери, что дальше-то?
— Ну, дым идет… — сказал Ефимка и непонимающе уставился на Петухова.
— Что вы, Ефим Афанасьевич, делали после того, как увидели из-под двери квартиры Кокошиной дым? — мягко задал вопрос Воловцов.
— А-а, так я к Наташке-поденщице пошел… — обернулся к нему Ефимка.
— К Наталье Квасниковой? — задал уточняющий вопрос околоточный надзиратель.
— К ей самой.
— Зачем? — снова встрял в дознание Иван Федорович.
— Сказать, что дым…
— И все?
— Ну, еще спросить, что, мол, надобно делать, — немного подумав, ответил Ефимка.
— А почему именно к ней, к Наталье Квасниковой? Она ж во флигеле проживает, а не в доме, — спросил Петухов. — Что, нельзя было разве к жильцам первого этажа постучать?
— А-а, наших-то жильцов не добудишься в такую рань. Они раньше девяти часов не поднимаются. Ба-аре, — произнес дворник.
Воловцов удивленно глянул на дворника: почудилось, или действительно последние слова Ефимки были произнесены с легким налетом презрительной усмешки?
— Хорошо, что было дальше? — продолжал околоточный надзиратель.
— Дальше? Дальше Наташка мне открыла дверь…
— И?
— И спросила: чего, мол, мне надобно.
— А ты? — устало спросил Петухов.
— А я ей и говорю: пошли, дескать, к хозяйке, у нее из-под двери дым сочится…
— А она что? — уже изнывал от такого дознания околоточный надзиратель.
— А она, вот тоже, как и вы, спросила. — Ефимка уважительно посмотрел на Петухова: — Пошто, дескать, ты ко мне приперся, а не к жильцам домовым?
— А ты?
— А я ей, как и вам щас только что, ответил… — сказал Ефимка и опять замолчал.
— А что ты Наташке ответил-то? — сдерживая смех, спросил из своего угла Воловцов.