— Господин Соболинский живет на улице Сен-Лазар.
«А и черт с ней, с Дельфиной! Встретит ее барон там — так тому и быть! За двадцать тысяч франков я и не такую подлость готов совершить! А барон еще и пообещал доплатить!»
— Что еще вы знаете об этом человеке?
— С ним можно договориться.
— Договориться? — удивился барон.
— Женщин у него как грязи. Он ведь красавец, каких мало. Да они все за ним бегают! Ежели вы предложите ему денег… Отступного…
— Ты думаешь, он может отказаться от Александрин за деньги? — живо спросил барон, от волнения впервые назвав предмет своей страсти по имени. — Ты, в самом деле, думаешь, что это возможно?!
— У вас так много денег, господин барон, что для вас невозможного нет, — угодливо сказал папаша Базиль.
— Ты прав: денег у меня много. Но ведь он ее любит! Раз он убил ее мужа на дуэли, рисковал своей жизнью… Стало быть, он ее любит, — уверенно сказал барон. — Разве любовь продается?
— Вы ведь купили мадемуазель Дельфину, — с усмешкой сказал сыщик.
— Это не то, — поморщился барон. — Я потому и добиваюсь так упорно эту женщину, что деньги здесь ничего не решают. Я тоже хочу, чтобы меня любили за меня самого. Я хочу стать обладателем настоящего сокровища, а не какой-нибудь светской пустышки, вся забота которой устраивать приемы, соревнуясь в их пышности со своими мнимыми подругами. Я хочу на ней жениться…
«Вот как далеко дело-то зашло! Ну, пропал барон!»
— Я могу вас свести, — вслух сказал папаша Базиль. — А дальше уж вы сами решайте.
— То есть ты можешь устроить мне встречу с месье Соболинским?
— Попробую, — притворно вздохнул папаша Базиль. — Вы при помощи денег уговорите его уехать из Парижа.
«Так будет лучше нам всем. И мне, и Терезе, и барону, да и самой графине».
— Отлично! Где? Когда? — отрывисто спросил барон Редлих.
— Мне надобно сначала с ним переговорить.
— А он знает, где онаживет?
— Он в Париже недавно. Вот и надо его перехватить, пока они не встретились. Сами понимаете: разлука как река. Из устья вытекает ручеек, а впадает в океан. Потом и не вспомнишь лица того, кто остался на другом берегу.
— Да вы поэт, месье! — усмехнулся барон и поднялся.
— Мое перо тоже к вашим услугам! — папаша Базиль понял, что аудиенция окончена, и проворно вскочил.
— Все ваши услуги, какого бы рода они ни были, будут щедро оплачены, — подчеркнул барон Редлих. — Я жду от вас известия о времени и месте нашей встрече с господином Соболинским.
— Обещаю, что не заставлю вас долго ждать, — месье Дидон низко поклонился и направился к двери.
«Эх, и ловко же я придумал! — восхитился он собой, выйдя из дома барона Редлиха. — Русский-то подумает, что отступное ему предлагают за мадемуазель Бокаж! За свою графиню он, пожалуй, и впрямь не возьмет. А так, возьмет денег как миленький, да и уберется восвояси! Да хоть в Америку! Барон его туда и отошлет, от греха подальше. Закажет каюту на корабле, даст денег побольше и — тютю! Главное, чтобы у месье Соболинского барон не встретился бы с мадемуазель Дельфиной. А русская графиня не встретилась бы случайно со своим избранником. Эх, сколько же у меня дел! Но придется покрутиться…»
Прошло совсем немного времени после разговора в театре, как Александре привезли маскарадный костюм для бала. Огромную красивую коробку привез сам барон Редлих, это был его первый визит в дом графини Ланиной.
Поскольку их уже видели вместе у Итальянцев и теперь это бурно обсуждал весь Париж, Александра гостя приняла. Все равно ведь скажут, что они любовники, будет она принимать барона у себя или же нет. Тогда скажут, что они встречаются тайно, где-нибудь в пригороде, в особняке, который снял или купил барон. Лучше уж принимать его открыто, в собственном доме.
Александре необходим был совет барона, она приняла к сведению все, что он говорил. И в самом деле, в Париже стало неспокойно, и хранить у себя драгоценности на миллион франков было чрезвычайно легкомысленно, в особенности держа в доме такую плутовку-горничную, как Тереза. Александра давно заметила жадные взгляды, которые та бросала на драгоценности своей хозяйки.
— Я живу очень скромно, барон, — сказала Александра, поднимаясь ему навстречу и протягивая руку для поцелуя. — Прошу меня простить: это совсем не то, к чему вы привыкли.
— Я живу еще скромнее, — сказал барон, почтительно целуя ей руку.
Лакей, приехавший с ним, внес огромную красивую коробку.
— Что это? — взволнованно спросила Александра. Сердце ее забилось.
— Ваш костюм, — улыбнулся барон. — Прикажите открыть? — и кивнул слуге: — Развяжи.
Тот поспешно потянул за синюю атласную ленту.
— О! — вырвалось у Александры, едва она заглянула в коробку.
Ее рука невольно потянулась к лазоревому шелку и принялась его ласкать. Александра гладила ткань, ощущая ее шелковистость, муслин легко струился между пальцев, они задерживались, лишь встречаясь с орнаментом, выложенным из драгоценных камней, изумрудов и сапфиров.
— Посмотрите все, — тихо сказал барон.
Слуга вынул из коробки лазоревые муслиновые шальвары и бесшовную тунику из тончайшего голубого шелка. Под ними оказался кафтан с короткими рукавами, сшитый из золотой парчи, искусно расшитой узорами из ярко-синего бархата. Пуговки на кафтане были из довольно крупных сапфиров. Еще в коробке оказалась прелестная феска с тканевой накидкой, остроносые тапочки, тоже расшитые золотыми узорами, и синий бархатный кушак.
— Какая роскошь! — не удержалась Александра. — Где вы это взяли?!
— В галерее Пале-Рояль, — улыбнулся барон. — Уверяю вас, там можно достать все, что угодно, даже подлинную статую Венеры Милосской.
— Да, это цвет не для вдовы, — вздохнула Александра.
— Одалисок, мадам, держали лишь для того, чтобы они услаждали своего господина. Поэтому им пристало одеваться именно так, как через несколько дней оденетесь вы. В муслиновые шальвары и шелковую тунику. А цвет… Мадам, это ваш цвет. Я всегда помню цвет ваших глаз, — тихо сказал барон.
Она вздохнула и вынула из коробки непонятный предмет: что-то вроде плотной сетки, натянутой на деревянный каркас, да к тому же на длинной ручке. Ручка была обита все тем же синим бархатом.
— Что это? — спросила Александра.
— Это называется яшмак. Для того, чтобы при необходимости прикрывать им лицо. Ваши волосы закроет феска с тканевой накидкой, так что, если вы того не захотите, вас никто не узнает.
— Хотелось бы, — вздохнула она и закрыла лицо яшмаком. Потом отняла его и еще раз вздохнула: — Все же маска из плотной ткани была бы лучше.
— В гареме не носили масок, — улыбнулся барон. — Всякого, кто не выдержит традиции турецкого костюма, на бал не пустят. Чтобы туда попасть, надо будет выглядеть достаточно по-мусульмански.