Один из троицы рассмеялся, другой потянулся к Кайе. Она нырнула в толпу, отпихнув изящную даму, и постаралась убраться подальше.
И вдруг она остановилась, увидев у стола рядом с тремя жабоподобными тварями, играющими в кости, Корни.
Он сидел, прислонившись к перевернутому столу, с кубком в руке и, закрыв глаза, раскачивался взад-вперед. Штаны его уже промокли от вина, но он, казалось, ничего не замечал.
Пирующие сбились вокруг Кайи плотной кучкой, так что ей пришлось залезть под стол.
— Корни? — позвала она, тяжело дыша. Она была прямо перед ним, но он словно не видел ее.
Кайя тряхнула его за плечи. По крайней мере, это заставило парня поднять на нее взгляд. Корни, казалось, был пьян или хуже, чем пьян. Как будто он не трезвел годами.
— Я тебя знаю, — заплетающимся языком промолвил он.
— Это я, Кайя.
— Кайя?
— Что ты здесь делаешь?
— Они сказали, что это не для меня.
— Что не для тебя?
Рука с кубком слегка пошевелилась.
— Вино?
— Не для меня. И поэтому я его выпил. Я хочу всего, что не для меня.
— Что с тобой случилось?
— Это, — произнес он и дернул губами, стараясь, видимо, изобразить улыбку. — Я видел его.
Кайя бросила взгляд на толпу.
— Кого?
Корни указал на возвышение, где высокие бледные фейри беседовали и пили из серебряных чаш.
— Твоего парня. Робина с белыми волосами. По крайней мере, я думаю, это был он.
— Что он делал?
Корни затряс головой, беспомощно болтавшейся на шее.
— Ты напьешься, и тебе будет плохо, — заметила Кайя.
Корни посмотрел ей в лицо и попытался усмехнуться.
— Мне и так плохо.
Он начал петь песню «Король боли», негромко и не в лад. Глаза его устремились в никуда, пальцы одной руки бездумно теребили пуговицу на рубашке.
— Там сидит король на троне, там сидит король безглазый. И глазницами пустыми смотрит, смотрит в тень сомненья. О-о-о-о, король боли, я буду всегда, король боли!
— Я пойду отыщу его, — сказала Кайя. Она смотрела на Корни, который, что-то бормоча, обтирал внутренние стенки бокала пальцем, а потом облизывал его.
— Подожди меня здесь, ладно? Не уходи никуда.
Корни ничего не ответил, но Кайя решила, что он все равно не сможет даже встать на ноги. Похоже, он действительно напился в стельку.
Девушка вновь смешалась с толпой, пробираясь туда, куда указал Корни.
Женщина с толстыми, алого цвета косами сидела на высоком деревянном троне, подлокотники и спинка которого были украшены резными пиками и копьями, истертыми и обломанными. Термиты источили дерево до такой степени, что оно походило на кружево. У ног женщины копошились гоблины.
Ройбен подошел к трону и опустился на одно колено.
Кайя решила подойти поближе — отсюда ей не было видно. И тут она заметила небольшую выемку в стене, где могла бы спрятаться. Ниша находилась достаточно близко к трону, так что Кайя легко могла следить за тем, что происходит. Она собиралась наблюдать и, быть может, найти способ заставить его сожалеть о том, что он сделал.
Рат Ройбен Рай прошел через толпу, мимо стола, на котором в объятиях тролля извивался спрайт — то ли от удовольствия, то ли от ужаса. В прежние времена Ройбен, несомненно, остановился бы. Его серебряный клинок висел на поясе, но его ожидала госпожа, и он уже приучился быть хорошим рабом и поэтому прошел мимо.
Госпожа Никневин, королева Зимнего Двора, сидела на троне в окружении придворных. Алые волосы обрамляли белоснежное лицо с сапфировыми очами, и Ройбен вновь поймал себя на том, что его завораживает эта холодная красота. Рядом с троном резвились четыре гоблина. Один из них, словно нищий, дергал королеву за подол. Рат Ройбен Рай опустился на колени и склонился так низко, что серебристые волосы рассыпались по полу, а потом поцеловал землю у ног королевы.
Он не хотел присутствовать сегодня здесь. Простреленная грудь все еще болела, и больше всего ему хотелось лечь и закрыть глаза. Но когда он закрывал глаза, то видел лишь лицо той человеческой девушки, полное ужаса и потрясения, — таким оно было, когда он швырнул эту девушку на грязный пол закусочной.
— Можешь подняться, — промолвила госпожа. — Подойди ко мне. Я хочу возложить на тебя одно поручение.
— Я принадлежу вам, — отозвался Рат Ройбен Рай, стряхивая землю с губ.
Королева слегка улыбнулась.
— Разве? Служишь ли ты мне так же хорошо, как служил моей сестре?
Прежде чем ответить, он помедлил.
— Лучше, быть может, ибо вы подвергаете меня большим тяготам.
Улыбка пропала с губ Никневин.
— Ты смеешься надо мной?
— Прошу прощения, госпожа. В моих словах не было насмешки. Но вы редко даете мне радостные поручения.
На это она лишь рассмеялась холодным серебристым смехом, который срывался с ее губ, словно зимний ветер.
— Твои уста не предназначены для придворных речей, рыцарь. И все же мне по-прежнему доставляет удовольствие говорить с тобой. Почему бы это?
— Это забавно, госпожа? — предположил он.
Глаза ее были жестокими и прозрачными, как синее стекло, но улыбка сияла очарованием.
— Но уж точно не мудро. Встань. Как я понимаю, за твое присутствие здесь сегодня вечером мне стоит поблагодарить смертную деву?
Когда Ройбен поднялся на ноги, лицо его было мрачным.
— Я был беспечен.
— Должно быть, это чудесная девушка. Так поведай же нам о ней.
Несколько Зимних придворных слушали ее, открыто улыбаясь. Они наблюдали за этой игрой так же нетерпеливо, как за поединком.
Ройбен заговорил осторожно, следя за тем, чтобы лицо его не дрогнуло, голос звучал спокойно, а слова не казались тщательно взвешенными.
— Она сказала, что знакома с вольными фейри. Она наделена Зрением. Умная девушка и добрая к тому же.
На это госпожа улыбнулась.
— А разве не вольные фейри подстрелили тебя, рыцарь?
Он кивнул и не смог удержаться от слабой улыбки.
— Полагаю, не все они состоят в столь тесном союзе, госпожа моя.
О да, королеве это не понравилось, понял Ройбен.
— Так вот, у меня есть хороша мысль, — произнесла королева, поднося нежный палец к улыбающимся губам. — Приведи к нам эту девушку. Десятина, принесенная вольными фейри, скрепит их верность. Молодая девушка, одаренная вторым зрением, будет прекрасной жертвой.