— Другая, — согласился он.
— Я читала это. — Кайя указала на «Потерянный рай». — Ну, часть этого.
— «Сомнение и страх язвят Врага смятенного; клокочет Ад в душе, с ним неразлучный; Ад вокруг него и Ад внутри. Злодею не уйти от Ада, как нельзя с самим собой расстаться» [9] , — процитировал Ройбен.
— Это была такая громадная книжка — антология, но мы на самом деле о ней на уроках не говорили. Эта книжка у меня осталась после того, как я бросила школу, — ты знаешь, что такое средняя школа?
Голос у девушки был сонный, но разговор она вела нормально. Хотя чары все еще действовали, они уже не подавляли ее полностью. Ройбен решил счесть это добрым знаком.
— Мы знаем о вашем мире, по крайней мере о том, что лежит на поверхности. Вольные фейри знают больше. Они собираются вокруг окон и сквозь щели в занавесях смотрят телевизор. Я видел, как дриады давали небывалую цену за тюбик губной помады.
— Жалко, что мне не удалось принести с собой мою сумку. Я могла бы подкупить кого угодно и выбраться отсюда, — хихикнула Кайя, забираясь на кровать с ногами.
Она прислонилась спиной к изголовью. Черные джинсы разлохматились по нижнему краю штанин, где они соприкасались с потертыми ботинками. Обычная девушка. Девушка, которая не должна быть такой смелой. Вокруг запястья ее была обмотана резиновая лента, и нарисованные на ней синей ручкой картинки уже выцвели, но были все еще видны. Ногти обкусаны почти до мяса. Детали. То, что ему следовало заметить.
Ройбен осознал, что вид у Кайи очень усталый. Он почти ничего не знал о ее прежней жизни до того, как он превратил эту жизнь в хаос. Поморщившись, он вспомнил рубашку Кайи, которую она разорвала, чтобы забинтовать его рану.
— По крайней мере, нам кажется, что мы кое-что знаем о вашем мире. Однако я знаю о тебе далеко не так много, как хотел бы.
— Я не очень-то много знаю о мире, — словно эхо отозвалась Кайя. — Я знаю только дерьмовый городишко, где выросла, и еще более дерьмовый город, куда мы после этого переехали. Я никогда не была за границей. Моя мама хотела стать известной певицей и ездить повсюду, но по большей части она просто напивалась вдрызг и орала, какие уроды и бездари остальные вокалисты. Боже, как это все тоскливо!
Ройбен подумал о том, что случится, если жертвоприношение не совершится, если хитрость или удача помогут Кайе сбежать. Вольные фейри на семь лет сохранят свою свободу. Рыцарь представил себе, какой хаос из этого последует, и почувствовал странное удовлетворение.
— Я не думаю, что сам испытал много радостей в жизни, прелестная Кайя.
Она вздохнула, улыбнулась и откинула голову назад. Спутанные белокурые волосы рассыпались по подушкам. Ройбен отстраненно подумал, что ему понравилось бы заплести эти волосы в косу, как некогда он заплетал волосы своей сестре.
— Я некоторое время ходила в школу, в старшие классы, — с отсутствующим видом продолжила девушка, — а потом бросила. Обычно люди думают, что я очень странная, и это иногда забавно. Хотя, наверно, «забавно» — неверное слово.
Ройбен присел на край постели, слушая ее.
— Я думала, что странность — это хорошо. И не потому, что мне нужно было как-то защититься. Я считала, что это нечто, что нужно беречь и лелеять. Я провела уйму времени, шатаясь по барам, размещая оборудование, разбирая его, загружая фургоны, вытаскивая мать из туалетов, где она блевала в унитаз, — другие дети такого не делают. И иногда просто случались всякие волшебные вещи, которые я не могла контролировать. И все же так трудно принять, что ты действительно настоящий, — произнесла она с приглушенным благоговением.
Она вела разговор и даже выглядела нормально, уютно расположившись на кровати почти незнакомца.
— Ты по-прежнему хочешь доставить мне удовольствие?
Улыбка Кайи была изумленной и несколько озадаченной.
— Конечно хочу.
— Было бы лучше, если бы ты этого не хотела, — произнес Ройбен, колеблясь и пытаясь найти способ как-то снять чары. — Было бы лучше, если бы ты действовала согласно собственным желаниям.
Кайя села и пристально поглядела на него.
— Ты так считаешь? Неужели ты не хочешь вернуться домой?
— К Летнему Двору?
Несколько долгих мгновений он обдумывал ее вопрос, а потом покачал головой.
— Некогда я желал этого, как ничего иного. А теперь я думаю, что оказался бы среди них нежеланным чужаком, а даже если и нет, то вряд ли мы поладили бы.
— Ты не такой, как все о тебе говорят, — промолвила Кайя, глядя на него так пронзительно, что он не нашел в себе силы встретить ее взгляд. — Я знаю, что ты не такой.
— Ты ничего не знаешь обо мне, — возразил рыцарь.
Он хотел вырвать веру из ее души сейчас, чтобы не видеть выражения лица Кайи в тот миг, когда он, Ройбен, предаст ее.
Он хотел сказать, что она невероятно соблазнительна, даже наполовину околдованная и покрытая синяками и царапинами, и что она совершенно не осознает, что ее жизнь оборвется не позже рассвета. Интересно, подумал он, что она ответит на такое признание.
Вместо этого Ройбен заставил себя усмехнуться.
— Позволь, я объясню снова. В Сонме Зимнего Двора многие относятся к смерти и крови безразлично или как к забаве. Но пребывать в этом Сонме не только кара. Никневин владеет древними секретами, сокрытыми в недрах пещер и топей. Сумрак содержит в себе столько же истин, сколько рассвет, быть может, больше, потому что их не так легко воспринять. Нет, не думаю, что мое возвращение будет приветствоваться, теперь, когда я видел это.
— Но они… — начала Кайя, и Ройбен поднял руку, чтобы прервать ее возражения.
— Мелкие сообщества фейри, несомненно, нуждаются во врагах, это придает цель их существованию. Подумай об ангелах Мильтона. Не был ли Бог мудр, дав им дьявола, с которым они могли бы сражаться?
Несколько мгновений Кайя молчала.
— Ну ладно, ты говоришь, что Летний Двор нуждается в том, чтобы ненавидеть Зимний Двор. Но значит ли это, что ты здесь не всех считаешь плохими?
— Я не могу придумать такого оскорбления, которого не заслужила бы Зимняя королева, но в некоторых ее придворных я видел доброту. Больше доброты и мудрости, чем я мог от них ожидать.
— А какой противник есть у Зимнего Двора?
— И в этом тоже сходство с дьяволами просто поразительно. Они борются с собственной скукой. Это борьба, которая зачастую требует все большей жестокости и зла.
Кайя поежилась.
— А ты?
Ройбен пожал плечами. Он почти забыл, каково это — просто сидеть и беседовать.
— Я в каком-то роде совершенно отдельное существо: не принадлежу ни к какому двору и не являюсь истинно вольным. У моей души слишком много владельцев.