— Клади червонец.
Я послушался. Он удвоил сумму банка и положил двадцать тугриков. Теперь на банке было тридцать, и Хмурый, помножив эту сумму на два, положил еще шестьдесят. Итого, на банке стало девяносто тугриков, и Потрепанный был вынужден поставить уже сто восемьдесят. На банке теперь в сумме было двести семьдесят тугриков. Все это заняло буквально две минуты. Круг замкнулся, и я, уверенный в выигрыше, выложил соответственно пятьсот сорок тугриков. Это была уже значительная сумма. Осталось у меня в кошельке несколько меньше. А на банке теперь было двести семьдесят плюс пятьсот сорок — то есть восемьсот десять тугриков.
Калиостро, пасанув, сбросил карты.
Хмурый хмуро нас оглядел и спросил:
— Мы тут все люди взрослые? Игра есть игра? Кто выиграл, тот забирает деньги, и никаких разговоров, что мы просто попробовали, просто учились…
Не согласиться было невозможно.
— И я могу класть не только двойной банк, а сколько угодно много?
Калиостро согласно кивнул.
Хмурый полез в кейс и достал перевязанную пачку банкнот.
— Пересчитайте.
Под нашими пристальными взглядами Калиостро сосчитал. Три тысячи тугриков.
— Кладу на банк, — сказал Хмурый.
Потрепанный моментально пасанул и сбросил карты. И в игре мы с Хмурым остались вдвоем.
И тут лишь до меня начало что-то доходить… Карты у меня и в самом деле беспроигрышные. Но теперь-то, чтобы продолжить игру, я должен был поставить на банк сумму, равную трем тысячам восьмистам десяти, помноженным на два. То есть семь тысяч шестьсот двадцать тугриков. Или, если пожелаю, больше. Таких денег у меня не было и в помине. Пасанув же, я потеряю уже выложенные пятьсот сорок, и Хмурый отправит банк в свой кейс, даже не вскрыв свои карты.
Уже вышедший из игры добрый дяденька Калиостро, мягко потянув к своему лицу мою руку с картами и заглянув в них, отечески посоветовал:
— Надо играть, парень. Такой шанс бывает раз в жизни. Хорошие деньги идут…
— Мне нечего поставить, — признался я.
— У тебя в Ерофееве друзья есть? — тихо продолжал увещевать добрый дяденька Калиостро, поедем, займешь. Надо играть. Выигрыш твой… Кататься будем за твой счет? — обратился он к Хмурому.
— Летим, — согласился тот. Весь его вид выдавал крайнюю степень возбуждения.
— Нет, — сказал я. — Никуда я не полечу. — И малодушно продолжил голосом, просящим пощады: — И вообще это несерьезно. Мы же только учились…
— Карточный долг — долг чести, — напомнил Калиостро.
— Но мне нужны эти деньги, — поражаясь самому себе, заныл я и потянулся к клетчатой кепке.
И тут же остановился. Потому что увидел направленные мне в лицо стволы четырех бластеров. Их держали в руках Хмурый, Калиостро, Потрепанный и улыбчивый водитель. Ну конечно. С самого начала они работали вместе. Вот тебе и «Сто лет одиночества»… Неужели моя внешность до сих пор выдает филолога?
Сам, удивляясь своему самообладанию, хотя краска и ударила мне в лицо, я заявил:
— Тогда я пас.
И сбросил карты.
Да-а… Ну и кретин же я. Фактически выбросил на ветер все свои деньги и не известно, выберусь ли еще из этой ситуации живым. Искоса я глянул на Аджуяр, о которой в азарте забыл напрочь. И как раз в этот миг она вскинула руки и медленно с расстановкой произнесла:
— Это была шутка. Пошутили и будет. Отдайте болвану деньги, и мы без проблем доедем до места.
Двигаясь, как марионетка, Калиостро сунул бластер за пазуху, выгреб из кепки Потрепанного все лежащие там тугрики, включая пачку Хмурого, и подал их мне.
— Пошутили и будет, — безжизненным голосом повторил он произнесенную Аджуяр фразу.
Поспешно сложив деньги в бумажник, я запихал его поглубже за пазуху.
— Перекресток Путина и Распутина? — сонно спросил «рубаха парень»-водитель, тоже спрятавший свой бластер.
— Да, — подтвердил я.
Весь дальнейший путь до названного места мы летели молча. Я боялся поднять на Аджуяр глаза. Не проронила ни слова и она. Однако, когда флаер-псевдолет. приземлился на площадку, выпустил нас и жулики убрались восвояси, старуха неожиданно коснулась моей руки. Я посмотрел на нее и увидел на ее лице легкую задумчивую улыбку.
— Этот трюк с картами джипси узнают еще до того, как начинают самостоятельно ходить, — сообщила она. — К тому же, будь ты немного внимательнее, заметил бы, что вперед мы летели только над космодромом, а потом кружили на месте.
Я почувствовал, что покраснел от стыда, но она продолжила неожиданно мягко:
— Не кори себя, государь, — как ни странно, этот мой мифический титул она произнесла без тени иронии. — Ты наивен и чист душой. Ибо, не способный к подлости сам, ты не ждешь ее и от других. Таков и должен быть правитель империи.
Я сокрушенно помотал головой:
— Такого правителя враги в два счета обведут вокруг пальца.
— Чтобы этого не случилось, правитель должен иметь десяток хитроумных и лживых советников. Царь — это честь, остальные оберегают ее любыми средствами. Беда, когда дело обстоит наоборот: лжив царь, а его советники чересчур доверчивы…
Невозможно описать словами, как я был благодарен ей за эти слова. Наверное, даже больше, чем за состоявшееся минуту назад спасение.
Но было не до сантиментов. Я потрогал нагрудный карман и нащупал в нем диск письма дядюшки Сэма. На месте. А строптивая Сволочь непрерывно копошилась в боковом кармане. Что ж, мы на Петушках, мы в Ерофееве, и все необходимое при нас. И деньжатами мы теперь, кстати, разжились.
Пора за дело.
* * *
Над серой дверью ничем не примечательного, такого же громадного, как все прочие, здания, расположенного по указанному в дядюшкином послании адресу, я с удивлением обнаружил вывеску: «Общество консервативного пчеловодства». Я уже усомнился, туда ли попал, когда дверь отворилась, и из нее вышли два человека в одинаковых светло-розовых плащах, точно таких, какие я когда-то видел на бедняге Семецком. То, как настороженно огляделись «пчеловоды» по сторонам, с каким недобрым подозрением с ног до головы осмотрели меня и Аджуяр, моментально убедило меня, что мы на верном пути.
Подождав, пока «пчеловоды» скрылись из виду, мы приблизились к двери. Ни звонка, ни переговорника, ни даже элементарной дверной ручки я не увидел. Но стоило нам подойти к двери вплотную, как посередине ее серой поверхности проступило черное овальное пятно.
Я и сам догадался, что это — датчик кодового замка или что-то наподобие, но, прежде чем совершить правильное действие, наверное, совершил бы и пару глупостей: прикладывал бы к пятну свою ладонь или кричал в него свое имя… Аджуяр же, в отличие от меня, по-видимому, была знакома с подобными системами: