Казалось, что Добрыне нет никакого спасения и сейчас от славного витязя только мешок переломанных костей останется. Однако он опять предательски присел, только не спиной к нападавшему, а боком, вследствие чего Сухман утратил опору и странным образом завис на плечах противника.
– В чертополохе ты уже побывал, – багровея от напряжения, Добрыня выпрямился. – Куда же тебя нынче пристроить? Сам выбирай – в волчец или в репей.
Освободиться Сухман не мог, поскольку, подобно легендарному Антею, пребывал во взвешенном состоянии и только зря дрыгал ногами.
– Пусти! – прохрипел он наконец. – Дай на земле утвердиться.
– Я бы тебя отпустил, да опять скажешь, что нечаянно оступился. А эту ухватку, между прочим, мельницей прозывают.
– Сейчас я из тебя не мельницу, а колотушку сделаю, – пообещал Сухман.
– Тогда поваляйся-ка лучше на травке. Авось остынешь, – с этими словами Добрыня сбросил свою ношу туда, где осот был погуще.
Сухман долгое время не показывался спутникам на глаза, отплевываясь и обирая с себя колючки. Добрыня успел и водички испить, и пот утереть, и малую нужду справить. Передохнув немного, он позвал:
– Эй, где ты! Угомонился или еще хочешь?
– Предупреждали меня люди, чтобы не связывался с чернокнижником. А ты, оказывается, еще и колдун вдобавок. Ну ничего, теперь я ученый. Больше на твои уловки не попадусь… Поберегись! – Сухман восстал из степных трав, словно дьявол из преисподней (если только дьяволы бывают исцарапанными и обзелененными).
На сей раз он действовал куда осмотрительней (наверное, отдых в осоте пошел на пользу). Напролом больше не лез, а, наоборот, тянул Добрыню на себя, предварительно прихватив кушак на его спине.
Добрыня, как ни странно, сопротивляться не стал, привалился к Сухману, словно к милой сударушке, переступив своей ногой через его ногу и, крикнув: «Раз, два, три, задняя подножка!» – нажал плечом. Упали они вместе, но Добрыня оказался сверху да еще нечаянно (а может, и нарочно) угодил противнику локтем в подвздошье.
Из Сухмана вышибло дух, и некоторое время он не мог ни говорить, ни стонать, ни браниться, а только глотал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыбина. На его зенках, видевших много горя-злосчастья, даже навернулись такие несвойственные богатырю слезы.
На ноги он встал совсем другим человеком. Недаром говорят, что ум силу ломит. Диких зверей объезжают, кровожадных тигров укрощают, даже безмозглых змей приручают. Смирился со своей участью и Сухман, уяснивший, наконец, что Добрыню ему никогда не одолеть, ну разве что сонного или пьяного.
– Ладно, твоя взяла, – сказал он, выкатив на голову целую баклагу воды. – Так и быть, обучай меня своим ухваткам… Уж я на печенегах душеньку потом отведу! Уж я-то их, поганых, наизнанку выверну! Посчитаюсь за все прошлые обиды, а особо за коварно убиенного князя Святослава Игоревича!
После краткой передышки взялись за обучение, которое Добрыня, оговариваясь, иногда называл чудным словечком «тренировка». Сначала он в замедленном темпе показывал какой-либо бросок или подножку, а потом заставлял Сухмана повторить.
Печально, но ученик из витязя оказался никудышный. Все, кажется, было у человека – и сила, и резкость, и кураж, а вот самые простейшие приемчики почему-то не давались. Толкал не туда, тянул не так, спотыкался на каждом шагу, путался в собственных ногах и руках, все указания выполнял наоборот и вообще гробил главным образом себя, а не соперника. Проще, наверное, было медведя обучить «камаринской», чем Сухмана – обыкновенной боковой подсечке.
Убедившись в тщетности своих стараний, Добрыня в конце концов капитулировал.
– Нет, братец, как видно, ничего у нас с тобой не получится. Верно подмечено: тупо скованное не наточишь, а глупо рожденное не научишь. Отсутствуют у тебя способности. Замедленный ты какой-то, и члены между собой не согласуются. Во всяком случае, за один день борцовским хитростям не обучишься. Уж лучше дави печенегов руками. Вернее будет.
– Боярин, позволь мне себя испытать, – попросил вдруг Тороп. – Ты не смотри, что я такой ледащий. Это от недокорма, а кость у меня широкая. С пеленок к потасовкам страсть питаю. Подножку я и прежде знал. Мельницу запомнил. Да и тот бросок могу повторить, которым ты Сухмана Одихмантьевича кувыркаться заставил. Псарем я тебе угодил, татем тоже, авось и борцом сгожусь.
– Ты про татя лучше бы помалкивал. – Добрыня понизил голос. – А не то в яму, где казна схоронена, вечным сторожем ляжешь.
– Да я так… к слову, – сконфузился Тороп. – Постороннему человеку про наши тайны не догадаться…
– Ладно, забудем… Ты для начала с Никоном силой померяйся. Святые угодники не только постом и молитвой прославились, но и змееборством.
– Свят, свят, свят! – Осеняя себя крестным знамением, черноризец отбежал в сторону. – Не пристало рабам божьим во всяких бесовских игрищах участвовать, особливо в борцовских состязаниях. Их еще святитель Афанасий Александрийский проклял.
– С Афанасием Александрийским не поспоришь. – Добрыня напустил на лицо постное выражение. – Патриарх известный… Кого же тебе, Тороп, в противоборцы определить? От Сухмана сейчас проку никакого, ему бы хоть к завтрашнему дню оклематься. Придется мне самому с тобой малость повозиться. Не боишься?
– Бойся не бойся, а конец один. Только ты, боярин, меня до смерти не убивай. Нельзя в такой глуши без слуги обходиться.
Тороп был жилист, увертлив, цепок, технику борьбы схватывал на лету, но для Добрыни, поднаторевшего во всех видах единоборств, когда-либо существовавших на свете, серьезным соперником, конечно же, не являлся.
Тем не менее схватка, которую Добрыня вел вполсилы, проходила с переменным успехом. По ходу ее богатырь поучал слугу:
– В борьбе надо не только руками-ногами действовать, но и головой. Главное, чувствам волю не давай, это тебе не пирушка и не брачное ложе. Себе оплошек не позволяй, а чужие подмечай. Используй во благо не только свои преимущества, но и недостатки. Против дылды сподручней применять броски корпусом и вход в ноги, а против коротыша – подножки и подсечки. Если борешься не шутейно, а насмерть, коварных средств не чурайся. Я тебе потом кое-что из этого покажу… Человеческая плоть слаба, ее не то что мечом, а одним-единственным перстом уязвить можно. – Он легонько ткнул ученика указательным пальцем в основание шеи, туда, где сходятся ключицы.
Тороп сразу же зашелся судорожным кашлем.
– Это дыхательная жила, – пояснил Добрыня. – А здесь чревное сплетение. – Последовал новый тычок, на сей раз под ребра, что окончательно добило Торопа.
– Погоди, боярин… В глазах потемнело, – просипел он, нетвердым шагом отступая назад. – Воздуха не хватает…
– Изнемог? Что так быстро?
– Дыхало заняло… А ведь прежде случалось мне вместо клячи в воз запрягаться.
– В борьбе и не такое бывает. Будь доволен, что в причинное место не получил. Тоже славный ударчик. И напоследок самый главный совет. Никогда не тщись подкарячить соперника одной силой. Ты лучше свою силу с его складывай. Он вперед прет – ты его по ходу еще сильнее подтолкни, только ножку или бедро подставь. Ежели назад тянет, удвой его усилия, но опять же про ножку не забудь.