– Надеемся, – отозвался Карл. А Джон добавил:
– В данный момент мы пытаемся выяснить, докуда он дошел. Поэтому... не расскажете ли вы нам то, что рассказали ему? Все по порядку.
– Конечно... Хорошо. – Эл достал из кармана листок бумаги с краткими заметками. – Я работаю фельдшером в двенадцатом отделении пять лет. В пятницу 19 апреля я работал в вечернюю смену, когда в 18.02 мы получили сообщение от диспетчера: «маточное кровотечение», 1527, Роанок-Уэст – это резиденция губернатора, его особняк.
Тут вмешался Глен:
– Эл, расскажи ему о том... ну, как часто тебе приходится слышать о маточных кровотечениях.
– В общем, нередко. Я заметил это, и мои коллеги говорили о подобных вызовах – не открыто, но знаете, то один, то другой вскользь упоминал о них. Но если говорить прямо, вызовы по поводу маточных кровотечений мы получаем довольно регулярно. Даже удивительно.
– А как часто они вызваны неудачными абортами? – рискнул спросить Джон. Эл покачал головой.
– Мы просто не говорим об этом. И знаете, в справочнике, которым мы пользуемся, тоже об этом не говорится. В нем упоминается о самопроизвольных абортах, то есть о выкидышах, но не о неудачных искусственных абортах.
– Хм.
– Но мы ведь не всегда выезжаем на маточные кровотечения. Очень часто они не представляют серьезной опасности, и бригады медицинской помощи сами справляются с ними. Однако это кровотечение было действительно скверным. Туда направили и бригаду медицинской помощи, и нас. Так или иначе, мы приняли вызов, и по дороге получили краткое сообщение от диспетчера: «Женщина неизвестного возраста, затрудненное дыхание; неизвестно, в сознании ли сейчас; возможная причина – аборт».
– Значит, диспетчер действительно сказал «аборт»? – уточнил Джон.
– «Возможная причина – аборт». Пока не приедешь, трудно что-либо утверждать с уверенностью. Но, очевидно, человек, делавший вызов, что-то сказал про аборт – иначе диспетчер не передал бы это нам.
Джон и Карл снова обменялись взглядами. До сих пор рассказ Эла совпадал с записью «службы 911».
Эл продолжал:
– Значит, мы приехали в особняк губернатора – такой большой красивый дом. Не знаю, видели ли вы его...
– Внутри бывать не доводилось.
– О, замечательный дом. Огромный холл, винтовая лестница, резные панели на стенах и все такое прочее. Жена губернатора Слэйтера встретила нас у дверей. Было немного странно видеть ее в смятении, в отчаянии – прямо как обычная женщина. Как-то забываешь, что они простые смертные, как все мы. Короче, она провела нас наверх по лестнице, потом по большому длинному коридору в спальню дочери, и там на постели лежала Хиллари – и мы сразу поняли, что у нас настоящая проблема. Миссис Слэйтер пыталась промакивать кровь полотенцами, и нам пришлось практически силком вывести ее из комнаты, чтобы мы могли заняться своим делом. Пациентка задыхалась, лицо цианотичное...
– Что значит «цианотичное»?
– М-м-м... синюшного цвета. Ее губы и ногти становились синевато-фиолетовыми от потери крови и недостатка кислорода.
– Понятно.
– Поэтому мы надели на нее кислородную маску и стали проверять работу жизненно важных органов. Пульс у нее еле прощупывался, а кровяное давление... В общем, мы не могли определить его с помощью стетоскопа, поскольку миссис Слэйтер страшно кричала, а губернатор кричал на нее, чтобы она прекратила кричать, и... – Эл на минуту замолчал. Очевидно, эти воспоминания до сих пор расстраивали его. – Одним словом, это был настоящий кошмар, скажу я вам. Наконец мы сумели установить кровяное давление посредством пальпации...
– М-м... то есть прощупыванием?
– Верно, определгя пульс прощупыванием кисти. И мы считали дыхание пациентки, дыхание учащенное. Коротко говоря, ее дела были совсем плохи. Она умирала от потери крови, просто истекала кровью. С нами была бригада медицинской помощи, и они разделили с нами это бремя. Мы дали ей стимуляторы, ввели трубку в
трахею, подсоединили к трубке аппарат искусственного дыхания – чтобы накачивать в легкие воздух, которого ей не хватало. Потом мы связались с полицией, чтобы они сделали для нас донорский выезд.
– Что это такое?
– Ну, мы берем образец крови у пациента, разливаем по трем пробиркам, а потом посылаем полицейского за кровью. Он встречает нас возле больницы, и тогда мы можем сделать переливание.
– Понял.
– Ну вот... мы занесли в комнату носилки, положили на них девушку и приготовились транспортировать ее в больницу. Да... и пока мы занимались этим, я задал родителям несколько кратких вопросов. Я спросил, была ли Хиллари беременна, рожала ли уже, наблюдается ли у врача в связи с какими-нибудь особыми заболеваниями и принимает ли какие-нибудь лекарства. Говоря откровенно, мои вопросы не имели никакого смысла: родители ничего не знали.
– Они не подозревали о ее беременности?
– Они о ней не знали.
– И, полагаю, ничего не знали про аборт?
– Они... все это явилось для них полной неожиданностью. Они вообще не понимали, что происходит. У меня возникли свои подозрения, но не мое дело докладывать им о них. Мы доставляем пациента в больницу, врач производит осмотр – и только он может окончательно установить причину происшедшего и разговаривать с родителями. Ну вот мы и отвезли ее в больницу.
– «Бэйвью-Мемориал»?
– Верно. Мы доставили ее в операционную, и именно тогда эстафетную палочку принял Лиланд Грей, семейный врач губернатора. Он уже ждал в больнице и практически взял дело в свои руки. Мы рассказали ему все, что знали, в том числе и о наших подозрениях насчет аборта, и дальше пациенткой занимался он. Но, очевидно, было уже слишком поздно. Она умерла на операционном столе. Доктор Грей сообщил об этом в7.14. Губернатор с женой находились в больнице вместе с двумя другими детьми, и я помню, как доктор Грей вышел в приемную и сообщил им о смерти дочери, и помню, как с миссис Слэйтер случилась страшная истерика. Ее пришлось напоить транквилизаторами и оставить на ночь в больнице.
– Значит, вы сказали доктору Грею про аборт? – уточнил Джон.
Эл кивнул со смиренным видом.
– Да, сказали, и мы были несколько удивлены, когда позднее навели справки и узнали про передозировку ворфарина. Но заключение доктора не подлежит обсуждению. Просто невозможно знать все и составить полное представление о случившемся, пока не доставишь пациента в больницу. Поэтому когда клиническая картина наконец становится ясной, что ж, тут ничего не попишешь. Ты можешь иметь собственные теории, но окончательное заключение делает доктор.
– В данном случае доктор Грей? – спросил Джон.
– Он и патологоанатом, производивший вскрытие. Мы узнали истинную причину смерти только через несколько дней. Думаю, они произвели вскрытие на следующий день, в субботу, а мы узнали о результатах в понедельник.