Джон решил, по крайней мере, поподробнее рассмотреть Мамину теорию.
– Значит... если ты права... я кончу, как Папа? Мама не знала, следует ли ей оскорбиться или нет.
– Да? И как же это?
– Ну... во время нашей последней встречи он сказал, что слышал крики потерянных душ. Он испытывал переживания, подобные моим?
– Многие годы.
У Джона отвалилась челюсть.
– Многие годы? Мама кивнула.
– Но почему я никогда не знал об этом? Мама легко пожала плечами.
– Тебя никогда не было поблизости. Сначала ты учился в колледже, потом работал на радио в Вичите... а потом на телевидении в Лос-Анджелесе...
– Но он никогда не говорил мне. Никогда ни словом не упоминал об этом.
– А если бы сказал?
Ответ напрашивался сам собой, и только под неумолимым маминым взглядом Джон неохотно признал:
– Я бы счел его безумным. Мама кивнула.
– Сомневаться не приходится. Джон хотел знать точно.
– А он был, Ма?
– На самом деле ты хочешь знать, не безумен ли ты?
– Я не сомневаюсь, что мне передалось это от Папы. Я просто хочу знать, что это такое. Мама покачала головой.
– Нет, Джон, тебе не передалось это от Папы. Ты не унаследовал это, как... как форму носа или тому подобное. Это больше похоже на передачу миссии. Папа хотел, чтобы ты исполнял служение, как исполнял он. Помнишь, он отдал тебе свой плащ?
Джон переспросил, чтобы убедиться, что не ослышался:
– Плащ? Тот старый плащ?
– Это милоть пророка.
– Что?
– Милоть пророка. Так называл его Папа. Эту идею он почерпнул из истории об Илии. Ты знаешь, когда Илии настало время покинуть землю, он взял свою милоть и накинул ее на Елисея, своего преемника.
Джон вспомнил: «Ну-ну, – сказал Папа, – ублажи своего религиозного старика». Джон подумал об имуществе Барретов и о том, как все – банковские счета, акции, дом, магазин – было приведено в порядок и переписано на Маму незадолго до Папиной смерти.
– Ты думаешь, Папа знал, что скоро умрет? Мама на миг задумалась.
– Это единственное, чем он не поделился со мной, и я могу понять его. Я знаю одно: когда это случилось, все его дела были в порядке, и он был готов. Потом она добавила: – И у тебя остался его плащ.
Джон уже много выслушал. Он хотел закрыть тему.
– Так. Хорошо.
– Я еще не закончила, Джон.
По выражению Маминых глаз Джон понял, что ему предстоит выслушать традиционный выговор.
– Если мы собираемся обсуждать разные вещи, как ты того хотел, то у меня тоже есть что сказать. Если единственное, во что тебе хочется верить, так это в то, что ты спятил вслед за своим отцом, тогда... ты меня слушаешь? ты можешь упустить свой последний шанс примириться с Господом. Да, я согласна:
с тобой происходит нечто из ряда вон выходящее, но если я права и если сейчас Бог отвечает на молитвы твоего отца и мои молитвы – если Он говорит с тобой, ты будешь последним дураком, если ожесточишь свое сердце против Него. Ты слышишь меня?
Она собиралась получить от сына ответ, даже если для этого придется сидеть напротив него весь день.
Джон сделал ей одолжение.
– Да.
– Хорошо, теперь еще одно: я допускаю, что ты можешь дурачить своих телезрителей. Они видят тебя по телевизору и думают: вот человек, который знает, что происходит, который контролирует свою жизнь. Но, Джон, меня ты не проведешь, и поверь мне, Господа ты не проведешь тоже.
Ты отпал от Господа, Джон. Ты похож на отрубленную от дерева ветку, и ты засохнешь и погибнешь, если не восстановишь утраченную связь. А голоса, которые ты слышал? Откуда ты знаешь, что один из них не принадлежал тебе? Ты слушаешь меня?
Характерной особенностью Маминых лекций было то, что Джон никогда не становился слишком взрослым для них. Здесь Мама неизменно была на высоте и выступала в полную силу. Джон никогда не стал бы выслушивать такое ни от кого другого.
– О, я слушаю, Ма. Ты... э-э... просто великолепна. Мама помолчала, вникая в его слова, потом продолжила:
– Джон, я сожалею о том, что приходится быть столь резкой с тобой, но... возможно, такова судьба пророка... или вдовы пророка. Ты привыкаешь прямо говорить вещи, которые сказать необходимо, потому что никто другой их не скажет. – Она подалась вперед и заговорила мягко и настойчиво: – А это значит, Джон, что у тебя могут появиться враги. Есть люди, которые не хотят оценить честность, не желают внимать голосу Истины. О таких людях Иисус говорил, что они бегут от света, чтобы их дела не открылись. Они не хотят, чтобы ты разоблачал их поступки. Но именно это порой приходится делать пророку. Он должен обнажать тайны человеческих сердец, чтобы люди осознали свою греховность и примирились с Господом, а это труд зачастую неблагодарный. У тебя могут появиться враги.
Джон внял предостережению. Но Мамино предостережение заставило его вспомнить о Папе и еще об одном вопросе из списка.
– Верно ли это в папином случае? У него были враги? Ответ дался Маме не без усилия.
– Думаю, да. У пророков всегда есть враги.
– Имеешь представление, кто – Мама едва не рассмеялась.
– Ну и с чего, по-твоему, мне начать? Мне ведь придется охватить тридцать лет жизни. Джон улыбнулся в ответ.
– Тогда как насчет последнего времени? Кто мог желать ему зла в последнее время?
– Ты имеешь в виду, кто мог убить его? Джон сначала усомнился, что правильно расслышал. Но потом понял, что не ослышался.
– Ну... да.
Мама покачала головой. Джон не хотел тревожить ее своими гипотезами.
– То есть... конечно, я не утверждаю, что его убили...
– Нет, Джон. Но ты думаешь именно так, и я думаю именно
так.
Джону пришлось переспросить:
– Ты думаешь, Папу убили? Мама кивнула.
– Ты имеешь в виду, убили буквально и умышленно?
– Да.
– А что навело тебя на эту мысль?
– А что навело тебя на эту мысль? Джон почувствовал, что они пропустили здесь какой-то промежуточный вопрос.
– Я... э-э... в общем, да, я действительно думаю, что его убили. По крайней мере, я сильно склоняюсь в эту сторону.
– Чего никогда не делают рамы-держатели. Еще один сюрприз.
– Ты знаешь о раме?
– Я знаю о всех рамах до единой. Я помогала твоему отцу покупать и собирать их, когда шестнадцать лет назад мы въехали в это здание магазина. Я знаю, на что они способны – стоять на складе годами – и на что не способны перевернуться без всякой на то причины, когда рядом нет никого, кроме Папы. Я ходила туда и попросила Чака показать мне остатки той рамы, и он рассказал мне про гипотезу об автокаре.