Тут же тусклый свет, лившийся, казалось, отовсюду, сменился ярко-красным. Завыли сирены.
— Ну вот и все, — проворчал Бета.
— Все равно его надо унести, — ответил мой «носильщик» и, наклонившись, вошел в туннель.
В следующий момент он уже перешел на бег, и я почувствовал, как работают мощные мускулы под его горячей кожей. Каменная стена замелькала, слилась в неясное пятно, и я уже потерял ориентацию и счет времени.
Может быть, это уже действие попавшей в меня инфекции? А может, обычная тошнота от укачивания, усиленная безнадежностью и слишком живым воображением?
Вынырнув из коридора в главный туннель, мы оказались в гуще других боевых големов и свернули налево, к укрытию Махарала. По крайней мере так я предположил. В колонне дитто находилась и Риту. Охраняемая более тщательно, чем прежде, она выглядела растерянной и испуганной в окружении ею же импринтированных существ — гигантских, внушающих ужас кукол.
Впереди, ближе чем раньше, раздавались выстрелы, но звучали они все реже. По-видимому, вызванное подкрепление преодолело последнюю линию обороны.
Но еще до того, как мы приблизились к месту боя, сзади послышались удивленные крики, за которым последовали удивленные возгласы. Сопровождавшие нас солдаты коротко посовещались, повернулись лицом к новой опасности и заняли удобные для стрельбы позиции, оттеснив нас с Риту за свои спины.
Очевидно, наш отряд попал в окружение.
Отлично, подумал я, уступая отчаянию.
Пусть это чудесное местечко остается неведомым для широкой публики. Иначе сюда хлынут мазо-туристы со всего света.
Кто сказал, что Йосил должен быть всадником? Его сумасшедший серый призрак продолжает разглагольствовать, убеждая самого себя в том, что он здесь командир, но я его уже не слушаю. Бедняга Йосил даже не догадывается, что разработанный им план пошел насмарку.
Я уже не тот ничтожный детектив, которого он захватил в «Каолин Мэнор». Бесчисленные бозоны-дубликаты комбинируются, как капли воды, превращаясь в могучую волну. Ею я должен был стать, простой волной-носителем, лишенной самосознания.
Но я-то здесь! Осваиваюсь в новых измерениях. Учусь.
Например, изучаю то самое «эхо», которое слышал раньше. Это другие люди, я вижу их как подрагивающие точки, находящиеся на неопределенном расстоянии.
Вот одна из этих точек издает резкий звук, в котором мне слышится злость. За ним мерцает колеблющееся пламя с кислотным оттенком сожаления. Но общая особенность — пронзительное ощущение изоляции, как будто каждый из этих людей — одинокая застава, забытая, отрезанная от всего искра, горящая на высохшей равнине.
Даже когда я натыкаюсь на огромное скопление этих точек — ближайшая метрополия? — главная черта всего этого участка — меланхоличная разобщенность. Города всегда казались мне такими перенаселенными — тела из плоти и глины, машины, пронзительные голоса, — но теперь они почти ничто, редкие былинки травы, трогательно называющие себя лужайкой.
Но они даже не былинки. Представьте пятнышки морских водорослей, разбросанных по голому берегу, едва прикоснувшихся к самому краю огромного человечества. И все же я нахожу эту суровую панораму волнующей.
Потому что могу прикоснуться к ним!
Какой-то уголок меня по-прежнему испытывает потребность говорить и описывать, хотя я знаю, что метафоры могут дать неверное представление. Йосил прав — новые восприятия требуют новых слов. Пространство и близость обладают другими качествами в этой альтернативной плоскости, где месторасположение основано на влечении. Любовь, ненависть, одержимость могут на какое-то время сближать две искорки-души.
Бок о бок пара иногда порождает новое мерцание надежды. Брак. Я просто даю этому феномену привычное название. И дети.
Не все эти единства счастливы, и не все длятся долго. И все же от некоторых исходит аромат радости.
Есть такое старое выражение — жить душа в душу. Сколько тоскующих юнцов стремились найти ту единственную, союз с которой будет идеальным! Люди считали это романтической глупостью, ведь истинная любовь требует работы и компромиссов. Но, сканируя представший передо мной необычный ландшафт, я отмечаю характеры, дополняющие друг друга и предполагающие гармоничные пары, если они встретятся.
Какая прекрасная возможность для начала нового бизнеса — службы знакомств.
Но дитЙосил, проектируя это окно в глубь реальности, имел в виду нечто более значительное. Что случается, когда искра начинает дрожать и гаснет? В так называемом реальном мире мы называем это смертью.
Лишь немногие из этих слабеющих угольков курятся безошибочной смелостью, тогда как остальные испускают то, что я могу назвать всего лишь отчаянием. А в самый последний момент некоторые предпринимают экстатическую попытку уйти куда-то еще.
Вот как раз один из таких! Угасающее пятнышко устремляется через все величественное пространство, как зернышко одуванчика, вспыхивает и…
…падает на выжженную, сухую равнину, оплывает и растворяется, оставляя лишь пыльный отпечаток. Я вижу множество таких отметин: они повсюду, их не сосчитать. От большинства исходит ощущение старости.
Такое повторяется снова и снова. Умирающие один за другим совершают эту тщетную попытку. Зачем, если всё и всегда заканчивается одним и тем же? Или им кажется, что цель достойна усилия, какими бы призрачными ни выглядели шансы?
В этом что-то есть… я могу утверждать это, ведь у меня новые органы чувств. Должно быть, то же манящее очарование, та же влекущая тайна, которая лежит в основе всех религий — потенциал некоей фазы, начинающейся за яйцом и ребенком, за личинкой и юностью, за взрослыми мужчиной и женщиной. Надежда на продолжение, пролиферацию — возможно, даже бесконечное распространение по огромному новому владению. Теперь этот потенциал очевиден для меня!
Но тогда что же удерживает? Что тянет назад? Нехватка веры? Божественный приговор?
Нет. Этих старых отговорок уже недостаточно. Да они и никогда не звучали убедительно. Разве есть логика в том, чтобы обосновывать спасение прихотью Создателя или стремлением к похвале? Или молитвами-заклинаниями, варьирующимися в разных культурах? Непоследовательно и ненаучно. Остальная природа так не работает.
Думай, Альберт. Оглянись на все те трагедии, которые омрачали человеческую жизнь с самого ее начала. Болезнь забирала ваших любимых, голод косил ваше племя. Невежественные и косноязычные, вы не могли даже поделиться тем немногим, что успевали узнать. Ваши руки неуклюжи, ваши ноги медлительны. А проклятие, обрекающее вас быть в одном месте, когда бесчисленные дела требуют присутствия во многих! Предписания шаманов и священников не решили ни одной из этих проблем. Не сделали этого ни покровительствующие мистики, ни снисходящие до низов монахи.