Была там и Анита, теперь ее время скорбного плача закончилось. Она проводила семью Россов к могиле и скоро, с прощальным поцелуем и благословением, оставит их одних.
И Кэти останется там надолго: она будет сидеть на мягкой траве, вспоминая огромные карие глаза, звонкий шаловливый смех и любящие маленькие ручки. Она будет думать о тех особых, неповторимых мгновениях, проведенных у весело журчащего ручья, и порой будет снова видеть высокие, раскидистые деревья, и легкое дуновение ветерка снова принесет к ней благоухание тех далеких пурпурных цветов.
И она будет тихо плакать — в этом апреле и всех последующих — о детях, у которых нет имен и нет родителей, но которые продолжают жить, хотя никогда не рождались на свет.
И более всего она будет плакать о маленькой дочери, которую никогда не знала, и шептать слова, которые всегда жили в ее сердце: «Тилли, я люблю тебя».
Но сейчас в душе Кэти царил покой — и покой тот она могла сохранить. Для этого ей нужно было просто помнить.
Просто помнить.