– Ты не едешь на работу сегодня?
– Нет. Им придется продать несколько участков без меня, только и всего. Мне нужно уладить кое-какие другие дела. Я могу на тебя рассчитывать?
– Конечно.
– И я не знаю, что произойдет со мной или с твоей матерью сегодня. Ей нужно отоспаться, а я не знаю, когда вернусь…
Эмми еще больше понизила голос и подалась вперед всем телом.
– А у вас… м-м-м… все в порядке?
Дэн не хотел лгать, но задумался, прежде чем ответить.
– Мы разбираемся с некоторыми проблемами. Все будет нормально.
Эмми собиралась задать следующий вопрос, но внезапно оба они услышали грохот в конце коридора.
– Радио Томми.
Эмми в мгновение ока исчезла, и Дэн облегченно вздохнул.
Кэти подумала, что звук стихнет и она снова погрузится в сон, лежа в широкой постели, не шевелясь, чувствуя многотонную тяжесть в теле, полностью отрешившись от мира. Образы сновидений легко, беспорядочно проносились в ее мозгу, одна картина сменяла другую, без всякого смысла и связи. Надежное убежище, совершенная пустота сознания. Она с удовольствием осталась бы здесь навсегда.
Но звук повторился. «О, пусть он стихнет. Я просто снова засну».
Но звук назойливо врывался в ее сны, улетал прочь и снова возвращался. Настоящее вторжение. Как неприятно. Как… как грубо!
«Ну перестаньте же, давайте досмотрим сон. На чем мы там остановились?»
Снова звук. «Дети. Вот что это такое. Мои малыши!»
«Но мои дети выросли. Это продолжение сна».
Звук вроде шума на детской площадке. Сотни голосов — тонких пронзительных голосов, которые кричат, визжат, смеются.
«Я не проснулась, — думала Кэти. — Я не хочу просыпаться. Вы не можете так поступить со мной».
Она ощутила щекой подушку, затем пошевелила рукой и нащупала пальцами простыни. Она проснулась.
И за окном спальни играли дети!
«Значит, я не проснулась. Сон все еще продолжается. У меня во дворе нет никаких детей — на самом деле нет».
Кэти несколько мгновений лежала неподвижно. Она не спала. Вне всяких сомнений. Она лежала в своей спальне, все вокруг было на своих местах. Она слышала детские голоса снаружи. Кэти начинала сердиться, выходит, она действительно проснулась.
«Эти дети разбудили меня!»
«Я не могу поверить, не могу поверить — я не просила этого, я не заслужила этого, и кому-то сейчас здорово достанется!»
Кэти перекатилась на бок и встала с кровати, чувствуя легкое головокружение. Занавески были задернуты, и слабый, рассеянный свет дня мягко освещал комнату. Который теперь час?
– Где часы? Кэти наклонилась над кроватью, стараясь рассмотреть маленький будильник на ночном столике. Будильника не было. Вероятно, Дэн куда-то переставил. Или Томми позаимствовал. Она еще выскажется и по этому поводу.
Кэти рывком раздвинула шторы. Ослепительный свет ударил ей в глаза, и она зажмурилась. Ей показалось, она увидела что-то за окном, какое-то движение… Но не успела рассмотреть и снова задернула занавески. Теперь перед ее глазами поплыли багровые круги. Кэти нашарила халат и тапочки и подошла к двери.
Она почувствовала легкий страх, холодок под ложечкой. Снова заболели глаза. Коридор никогда раньше так не выглядел, никогда не был освещен так ярко. Солнечный свет — если это был солнечный свет — лился в дом через все окна, со всех сторон. Кэти остановилась в дверном проеме, не решаясь сделать следующий шаг.
– Дэн?
Никакого ответа.
– Эмми?
В доме царила тишина — если не считать тех детских голосов снаружи.
Глаза Кэти привыкли к свету. Незаметно для нее самой страх улетучился, пропал. Она пошла по коридору, заглядывая на ходу в ванную, в швейную комнату, в спальню Эмми. Никого.
Кэти снова почувствовала прилив гнева. Они все ушли и оставили ее наедине с этой проблемой — этим грубым вторжением, этим бесцеремонным шумом, разбудившим ее! Она прошла на кухню, обогнула холодильник… и резко остановилась перед раздвижной стеклянной дверью. Ослепительный солнечный свет потоком лился в кухню, и Кэти снова невольно прищурилась, но на сей раз она увидела. Она увидела все.
И не поверила своим глазам.
Там, за дверью, за открытой верандой бегали и играли дети — сотни детей! Кэти прикрыла глаза ладонью от солнца. Она не могла определить границы своего двора и не могла рассмотреть забор. Она видела лишь живое, шевелящееся, буйно-веселое море детишек.
Кэти положила ладонь на дверную ручку, собрались с духом и отодвинула дверь.
Казалось, дети не заметили ее появления и не имели ничего против ее присутствия. Они продолжали играть, бегать, перебрасываться мячиками, прыгать, носиться друг за другом, забираться на фруктовые деревья и производить ужасный шум.
Кэти подошла к перилам веранды. Под всеми этими маленькими топочущими ножками располагалась лужайка, молящая о пощаде. Этому буйству необходимо было положить конец.
– Эй!
Несколько малышей наконец заметили Кэти. Остальным же еще нужно было выиграть гонки, поймать брошенные мячи, запятнать соперников и вскарабкаться на деревья.
Тишина начала распространяться по толпе — от ближней ее части к дальней, и гомон постепенно пошел на убыль, подобно волнам отлива. Теперь сотни маленьких глаз смотрели на Кэти снизу вверх — и смотрели с предельным вниманием. Подобная вежливость должна была бы произвести впечатление на Кэти, но сейчас она была слишком сердита.
– Что это вы делаете тут, в моем дворе? — осведомилась она, возвысив голос отчасти от гнева, отчасти из желания быть услышанной в задних рядах. — Знаете, вы играете прямо под окнами моей спальни, а я пыталась заснуть! А теперь я хочу, чтобы все вы… ну это…
Нужные слова вылетели у Кэти из головы, и она никак не могла вспомнить их. Что она, собственно, тут делает? Она… ну да, она обращается к огромной толпе детей, по непонятной причине собравшейся на ее заднем дворе.
Дети по-прежнему слушали, ждали, когда она снова заговорит. Кэти обвела взглядом всех их — от разношерстной футбольной команды
Старая газонокосилка с ревом ходила взад и вперед, огибая надгробные плиты, прошлась по одному ряду, повернула и пошла по другому, направляемая пожилым кладбищенским сторожем, который следовал по одному и тому же сложному маршруту, отработанному за многие годы. Вероятно, он воображал себя участником ралли или гонок по пересеченной местности или чувствовал себя подростком, управляющим мощным гоночным автомобилем. Это позволяло ему получать удовольствие от работы, выполнять ее хорошо, на свой манер.