Рождество подступило внезапно. Она даже слегка опешила, когда из автоответчика раздался голос отца: «Мелли, срочно сообщи мне, что ты собираешься дарить маме на праздник!»
Рождество было одним из тех праздников, которые, по мнению отца, требовали присутствия всей семьи и соблюдения всех традиций — от непременного капустного супа и домашней колбасы до подарков, разложенных под елкой. И вот с этими подарками в прошлом году произошел небольшой казус.
Мамаша обожала драконов. Это был ее талисман — так она, во всяком случае, говорила. Поэтому, увидев в каталоге шикарный кофейный сервиз с драконами, Бруни, ничтоже сумняшеся, заказала его в качестве рождественского подарка матери. Увы — отцу пришла в голову та же «светлая» идея.
Вроде бы ничего особенного, мамаша посмеялась над совпадением — но отец, с его привычкой к перфекционизму, был недоволен и в этом году решил, очевидно, принять меры, чтобы такое не повторилось. Что ж — хорошо, что позвонил. А то с этой выставкой и Рождество, и подарки совсем из головы вылетели…
Покупка рождественских подарков для Бруни всегда была делом серьезным. Так что на следующий день, вздохнув при мысли о мастерской, где только-только что-то начало получаться, она поехала по магазинам.
С подарком мамаше удалось разобраться быстро. На этот раз Бруни решила обойтись без драконов и купила ей антикварный бронзовый подсвечник с купидонами.
Тяжелый. Поэтому тут же подозвала Филиппа, похвасталась:
— Во — правда уродство?! Мамаше подарю на Рождество. Отнеси быстренько в машину!
Он смерил ее взглядом, от которого у неподготовленного человека наверняка возникло бы желание огреть его чем-нибудь потяжелее, но послушно унес подсвечник и через пять минут вернулся с пустыми руками.
Покупки заняли весь день — помимо подарков родственникам и знакомым, не грех было и себя побаловать. Она долго облизывалась, разглядывая супермодный комбинезон из белого шелка с вышивкой: было ясно, что он просто создан для нее — как и то, что на Рождественскую вечеринку в доме у отца это надевать не стоит. У папаши в отношении женских нарядов вкус был, увы, весьма консервативный.
Комбинезон она все же купила — не смогла удержаться.
Что больше всего ее удивляло — это то, что Филипп к покупке рождественских подарков не проявил ни малейшего интереса. Она выбирала, сравнивала, советовалась с продавцами — он со скучающим видом стоял где-то сбоку.
Свое удивление Бруни «озвучила», когда они, чтобы перевести дух, зашли в кафе.
— А ты что — никому ничего на Рождество покупать не собираешься?!
— Нет.
— Почему?!
Он пожал плечами, словно не считая нужным отвечать на глупые вопросы. Но, по мнению Бруни, вопрос был вовсе не глупый и не праздный.
— У тебя же ребенок! Сколько ей уже?
— Два… с половиной.
— И ты что — не собираешься ей ничего на Рождество подарить?!
— Дам сестре денег, она что-нибудь купит, — неохотно объяснил Филипп.
— Нет, но ты же отец! — возмутилась Бруни. — А что она любит?
— В каком смысле? Ну… на качелях качаться…
— Игрушки она какие любит? Кукол, или там… роботов — хотя нет, она же девочка. Как ее зовут?
— Линни, — хмуро сказал он. Чуть подумал, вздохнул и встал. — Ладно, посиди тут — я скоро приду.
Вернувшись, он сообщил:
— Она любит всяких плюшевых зверюшек. Только не собак, их у нее уже две, и не тигра.
Через полчаса, перебрав десятка два мягких игрушек, Бруни представила на суд Филиппа самую симпатичную: ярко-желтого кенгуру с умильными глазами и с карманом на животе, куда можно было прятать всякие мелочи.
— Вот! Как тебе?
Он пожал плечами.
— Вроде ничего.
— Тогда я сейчас попрошу, чтобы завернули покрасивее, и еще в карман какой-нибудь маленький сюрприз положим.
— Спасибо, — кивнул Филипп, но особой благодарности на его лице Бруни не заметила. Казалось, не она ему, а он ей сделал одолжение тем, что позволил выбрать для его дочки подарок.
Из-за сильного снегопада вылет дважды откладывали, так что прибыли они в Бостон глубокой ночью. На лице у Стива, встречавшего их в аэропорту, было написано облегчение: ну наконец-то!
На этот раз Бруни была готова к маневру Филиппа, и когда он сказал:
— Ну все, встретимся восьмого… С праздником тебя, — она вежливо попросила:
— Дай мне, пожалуйста, свой номер телефона.
Он со вздохом остановился, достал из кармана первую попавшуюся бумажку — карточку таксопарка в Париже — и написал на обороте несколько цифр.
— Вот.
Протянул ей, подхватил чемодан и ушел.
Встреча Рождества прошла весьма нудно: традиционная молитва, красное вино, бесконечные тосты и, под конец — подарки, которые всем полагалось доставать из-под елки, тут же разворачивать и восхищаться.
Народу собралось человек двадцать. Что Бруни сразу отметила — это то, что фифочки Абигайль на вечеринке не было. Похоже, ее звезда закатилась.
Бруни была почти уверена, что немалую роль в этом сыграла Кристина — вот она-то как раз на вечеринке присутствовала. Конечно, ей вроде бы и положено — доверенная секретарша отца — но Бруни буквально нутром чуяла, что, помимо деловых отношений, Кристину связывает с отцом кое-что еще.
Главным предметом застольной беседы на вечеринке стала ее будущая выставка. А заодно и статья в журнале — оказывается, мамаша в августе купила десять номеров «Светской жизни» и разослала знакомым: пусть завидуют!
Не то чтобы Бруни это было неприятно. Но — непривычно. До сих пор ее работа со стеклом удостаивалась лишь коротких полуиронических вопросов матери: «Ну что, ты все еще возишься со своими стекляшками?» Но — о чудо! — хватило одной журнальной статьи, чтобы эти «стекляшки» стали предметом материнской гордости.
Филиппу она позвонила через два дня после Рождества — узнать, понравился ли его дочке кенгуру. А на самом деле просто соскучилась до чертиков.
Позвонила и… наткнулась на бесконечную череду длинных гудков. Еще раз позвонила на следующий день — снова длинные гудки.
Где же он шляется?! А может, специально дал неверный номер, чтобы отвязаться (она сама иногда делала так с особо назойливыми кавалерами)? И тут Бруни осенило: наверное, он тоже встречал Рождество в семейном кругу — то есть у сестры. И, вполне возможно, до сих пор пребывает там.
Проблема состояла в том, что телефон цветочного магазина, где работала его сестра, был записан в ежедневнике, который остался в Мюнхене. Конечно, и номер телефона, и все данные сестры Филиппа имелись у Кристины, но без разрешения отца она ничего не скажет — и просить бесполезно…