Он подошел и замер, сразу поняв, о чем идет речь.
Стеклянные цветы на темно-зеленой керамической подставке. Анютины глазки... Коричневые... каштановые, с серединками из золотых бусинок — лишь верхний лепесток был светлым и казался махровым, как седая фигурная челочка.
— Рене... — он думал, что сказал это про себя, а на самом деле вслух.
Взял в руки, осторожно погладил лепестки...
— Ой, только не разбей! — эти слова заставили его опомниться.
Поставив безделушку обратно на секретер, Тед вернулся в кресло. Сказал — просто чтобы что-то сказать:
— Да-а, такое ни за какие деньги не купишь. Это ее подруга делала, баронесса фон Вальрехт.
Он ожидал вопросов, но тетя молча сочувственно таращилась на него. Усмехнулся — нечего его жалеть, с ним все в порядке — и тут ее прорвало:
— Да что ж вы делаете, люди! Оба друг без друга маетесь, места себе не находите — а все принципы какие-то дурацкие! Один сделал глупость, а теперь самому себе признаться в этом не хочет, а другая...
— Что — другая? — резко спросил Тед поняв, что продолжать фразу она не собирается.
— Не хотела я тебе говорить, да уж скажу! — Тетя сердито взглянула на него. — В самом конце, уходить она уже собралась, и вот стоит здесь, смотрит на меня, словно сказать еще что-то хочет, и сама не знает — что. Ну, я не выдержала, ей и говорю тихонечко: сходи ты к нему, поговори — вот возьми сейчас и пойди, не мучайся!..
Ну какого черта она лезет не в свое дело?! Что — счастье его устроить хочет? Ведь... ведь Рене могла действительно придти — а его не было дома! И она ушла...
— И знаешь, что она мне ответила? — Тетя все не унималась.
Он молча, не глядя на нее, мотнул головой.
— Если б я знала, что это поможет — на коленях бы поползла! Только ведь не ссорились мы, он просто ушел... значит плохо ему со мной было, так чего я навязываться пойду? И вообще — может, он там не один... Тут вся вздрогнула, губы в нитку сжала и замолчала. Видно было — плакать ей жутко хочется, но так и не заплакала. Я ей — да что ты, да нет у него никого! А она головой покачала и говорит — он уехал. Захочет — знает, где меня найти, только ведь ни разу даже не позвонил! Сказала это, улыбнулась — вроде как извинилась непонятно за что — и ушла...
Передача должна была начаться ровно в шесть — получасовое интервью в рубрике «Школа бизнеса».
Позавчера они с тетей все-таки разругались. Видит бог — он изо всех сил старался избежать конфликта: попытался сменить тему разговора на что-то, не связанное с его личной жизнью, рассказал пару анекдотов... и даже поел! (не хотелось, но решил не огорчать тетю). Но когда он уже собрался уходить, она вновь посмотрела на него все тем же сочувственным взором (что он, инвалид, в конце-то концов?!) и сказала увещевательно-задушевным тоном:
— Поезжай ты к ней! Не бойся, поезжай, она простит!
Наверное, стоило развернуться и уйти, не вступая в дискуссию, но вместо этого он попытался еще раз воззвать к ее здравому смыслу: ну что у него может быть общего с миллионершей?! Неужели она не видит, какая между ними разница?! Ответная реплика: «Он — мужчина, она — женщина, чего тут не увидеть? Или ему что-то другое подавай?» последовала в излюбленной тетей манере — вроде себе под нос, но так, чтобы ему было слышно.
Тед, уже закипая, но все еще корректно намекнул, что, в общем-то, обустройство его личной жизни не входит в ее компетенцию. (Ну, может быть, не совсем корректно — что-то там про длинный нос, которому нечего лезть куда не надо). Лучше бы ему было просто уйти...
Тетя с места в карьер разразилась гневной тирадой, для начала сообщив, что она лично на такого, как он, в жизни бы не польстилась. Но если нашлась хорошая, добрая, порядочная, милая девушка (больше эпитетов — очевидно, от возмущения — она придумать не смогла), которая имела несчастье клюнуть на него — нечуткого, грубого, тощего, глупого, непутевого и т.д. (тут слов нашлось куда больше!) — то он должен радоваться и хватать ее обеими руками, а не валять дурака и не корчить из себя невесть что. Не устраивает его, видите ли, что у нее деньги есть! Нищую ему подавай! Или, может, он на старости лет свихнулся и записался в коммунисты? Так ей тогда с ним говорить вообще не о чем!
Он ответил нечто относительно «старости лет» (точнее, старческого маразма), после чего начался неуправляемый процесс, в народе называемый «слово за слово».
В результате теперь Тед был крайне недоволен собой и между делом раздумывал — с чего начать процесс примирения?
Вот-вот должна была начаться передача, там будут показывать Рене... Сердце от этой мысли билось чаще, словно она действительно должна была сейчас придти, живая и теплая, а не только холодное изображение на экране.
В последний момент неожиданно ударило в голову: записать! Он, торопясь, настроил видеомагнитофон, еле успел — передача началась почти сразу же.
Тед смотрел на экран, с жадностью ловя и запоминая каждую черточку, каждый жест. Все до боли родное, свое!
Волосы действительно «шапочкой». Красиво... И цвет красивый — золотисто-коричневый, а некоторые прядки — посветлее. На первый взгляд, совсем не похудела... правда, он слышал, что телекамера зрительно прибавляет человеку килограммов десять и все телеведущие на самом деле тощие, как жерди.
В то, что Рене говорила, он почти не вслушивался, лишь понял, что речь идет о будущем «Солариума». Сейчас это было неважно — потом, позже, можно будет послушать.
Важнее было другое: впалые щеки, чуть заметная морщинка между сдвинутыми бровями и глаза — внимательные, спокойные. Казалось, они пытались сказать что-то очень важное — что-то, адресованное именно ему...
Передача закончилась внезапно. Тед был уверен, что прошло всего несколько минут, но ведущий вдруг поблагодарил Рене и пожелал ей успехов. В последний раз на экране мелькнуло знакомое лицо — и сменилось заставкой с ползущими по ней титрами.
Он вскочил, перемотал пленку и быстро включил — чтобы она вновь появилась на экране. И опять замер, всматриваясь в ее лицо и слушая знакомый голос с деловито-светскими интонациями. Если закрыть глаза, можно было представить, что она сидит где-то рядом и разговаривает по телефону, например, с Ренфро.
Перемотал, включил снова, хотя уже запомнил до мелочей каждое слово и каждый жест. И снова... И снова...
Опомнился он, когда пробило девять. Взял в руки пульт, бросил последний взгляд на экран и решительно выключил телевизор. Это было уже не нужно.
Прошел в спальню, достал из шкафа сумку и начал складывать туда все, что обычно брал в дорогу, стараясь не задумываться о том, что делает и правильно ли это. Подумал, усмехнулся — достал из дальнего угла шкафа зеленый свитер с оленем и положил сверху.
Позвонил в аэропорт, потом — Жюли. Объяснил, что у него есть срочное дело и он должен уехать. Материалы по клиентам, которые сейчас «в работе», он оставит ей на столе и завтра дополнительно позвонит.