Встала и закрыла дверцу шкафа.
Вот и все. Теперь он никуда не денется.
Действительно — вот и все. Кроме одного простенького вопроса: что с ним делать?
Конечно, логичнее всего сейчас было бы вызвать полицию. Все так… если бы не Сильва. Полицейские обыщут дом, найдут ее и львят — что тогда? Не говоря уж о том, что, увидев львицу, они сгоряча могут начать стрелять!
Сама не зная зачем, Клодин вышла в соседнюю комнату. Львята спали на матрасе, мальчик — раскинувшись и вытянув в разные стороны лапы, как надувная игрушка, девочка — свернувшись толстеньким клубочком.
Нет. Нет, нельзя никакую полицию… Остается только один вариант: англичане. Пусть забирают его — тихо, безо всякой полиции и без огласки.
Но сейчас, раз у нее есть то, что им нужно — точнее, тот, кто им нужен — она может диктовать свои условия…
— Привет!
— Клодин? Что случилось?!
— Ничего особенного. — Ей вдруг пришло в голову, что уже вечер и Томми может быть не один. От этой мысли стало почему-то неприятно.
— У тебя все в порядке?
— Да. — Она чуть помедлила, словно перед тем, как броситься в холодную воду. — Слушай, тебе нужен Кафир?
— К-как? — Вопрос явно заставил его опешить. — В каком смысле?!
— В прямом.
Клодин стояла в будке телефона-автомата метрах в трехстах от дома. До сих пор она ни разу не звонила из Сен-Луи-де-Шарона, чтобы не выдать это место, но ехать сейчас куда-то, оставляя Сильву наедине с убийцей, пусть даже связанным, тоже не хотелось.
— Я не совсем понял… — нерешительно сказал Томми.
— Ты что там — не один? — не выдержав, поинтересовалась она.
— Я у Макса, ты же знаешь! — ничуть не удивился он вопросу. — А ты…
— Я спросила, нужен ли вам Кафир.
— Э-ээ… а… да!
— Тогда ты должен через час приехать в место, которое я тебе назову, один, без оружия и без каких-либо микрофонов.
— Куда?
— Сначала давай договоримся. У меня есть ряд условий.
«А если они не согласятся, что тогда делать? — подумала Клодин. — Куда девать этого типа?»
— Какие именно?
— Прежде всего, привези мой паспорт. Но главное — я хочу, чтобы эта история для меня закончилась раз и навсегда. Никаких допросов в полиции, никакого упоминания в прессе — вы получаете Кафира, а я спокойно живу — так, будто ничего и не было. И еще… — она запнулась, — впрочем, нет, последнее условие я тебе скажу, когда ты приедешь. Оно тоже касается конфиденциальности, и нам придется на месте обговорить, как его лучше выполнить.
— Это все? — после короткой паузы деловито спросил Томми.
— Да. Я перезвоню тебе через двадцать минут. И если мои условия будут приняты, тогда скажу, куда приехать.
«А все-таки — что делать, если они не согласятся?» — подумала она, вешая трубку.
Из телефонного разговора:
— Предложение по меньшей мере странное.
— Вы не предполагаете, что это ловушка?
— Сомневаюсь. В таком случае она могла потребовать встречи с сотрудником более высокого ранга — со мной, например. А Конвей — зачем он мог кому-то понадобиться?
— Ладно, у нас нет времени на размышления. Придется соглашаться… черт бы ее побрал!
Из дневника Клодин Бейкер: «…Представляю, что сказала бы мама, если бы она это увидела!»…
Сен-Луи-де-Шарон был местом тихим, тем более в воскресенье вечером. За последние сорок минут к заправке подъехали всего две машины, в одной сидела женщина, в другой — молодая парочка. Подъехали, заправились и уехали.
Клодин сидела на лавочке в сквере напротив заправки и ждала Томми. Местом встречи она назначила небольшую автостоянку между заправкой и супермаркетом — обычно там парковались покупатели, но в воскресенье магазин работал только до обеда, и сейчас на площадке было пусто.
Дожидаясь ответа от англичан, она успела сбегать домой и убедиться, что все в порядке: Кафир, связанный и обмотанный, не пытается высвободиться, а смирно сидит в шкафу. Для большей надежности проволокла через всю комнату тяжеленную тахту, придвинула к дверце шкафа; чуть подумав, надела вместо белой курточки черный жакет — не такой теплый, но зато и не приметный в темноте.
Потом, позвонив и услышав: «Да, мы согласны на все твои условия», она объяснила Томми, где будет ждать его, пошла в сквер и затаилась, наблюдая за окрестностями стоянки и оборачиваясь на каждый шорох: а вдруг сейчас подъедет машина с «группой захвата» — вроде той, на площади Сен-Мишель? Но ни подозрительных машин, ни подозрительных людей на улице не появлялось; с подошедшего поезда RER сошло всего человек пять, из них три женщины, и все они, ни на секунду не задержавшись, прошли мимо заправки.
Томми подъехал минут на пять раньше назначенного времени.
Когда в конце улицы показались фары, Клодин напряглась.
Машина подъехала ближе, и стало видно, что это серый «Ситроен». Еще ближе… свернула на стоянку, остановилась, водитель вышел и огляделся — в свете фонаря блеснули светло-каштановые волосы.
Сердце толкнулось в груди, и Клодин на миг закрыла глаза — так велико было чувство облегчения и таким своим и близким он ей показался, будто они были старыми друзьями, а не виделись всего один раз, да и то не больше часа.
Заметил Томми ее еще издали, махнул рукой, но не сделал попытки двинуться навстречу.
— Привет! — деловито, без улыбки, сказала Клодин, подойдя ближе. Она казалась самой себе сейчас ужасно крутой, и нельзя сказать, что это ощущение ей не нравилось.
Он улыбнулся.
— Ну вот, я приехал. Как дела?
Весь план действий был продуман заранее, отвлекаться на болтовню Клодин не собиралась.
— Открой, пожалуйста, двери машины и багажник.
— Зачем?
— Я должна убедиться, что ты приехал один.
Томми распахнул двери, открыл багажник.
— Пожалуйста! — Усмехнулся. — Могу еще капот открыть.
Она подошла ближе — в багажнике было пусто, между сидениями тоже никто не прятался.
— Телефон оставь в машине.
Все с той же легкой улыбкой, словно снисходя к женскому капризу, Томми выполнил требуемое.
— Закрой все. Пошли, — сурово сказала Клодин.
Поддаваться на его улыбку и настраиваться на несерьезный лад она не хотела, вместо этого заставила себя сердито подумать, что его усишки ему совсем не идут и выглядят по-дурацки. Зачем он все-таки их отрастил? Для солидности, что ли?