— Женщина, ты хоть читаешь, что подписываешь?
— Но это же ты дал!
— Ну и что?! — Вспомнил, что глупо учить ее не доверять самому себе, и усмехнулся: — Ладно, когда я даю, то... в общем, можно. — Все-таки счел нужным разъяснить: — Ты сейчас подписала доверенность — чтобы я мог разобраться с твоими делами. И послебрачное соглашение — там написано, что если мы разведемся, то каждый останется при своем, не считая подарков. То есть ты не будешь претендовать на мой бизнес и мое имущество — а я на твое наследство и заработки.
Нэнси поморщилась и пожала плечами.
— На мое наследство я сама уже не претендую... лишь бы она оставила меня в покое.
— Я же сказал — я разберусь в этой истории и думаю, что сумею справиться с проблемой так, чтобы твое осталось твоим. Когда ты должна была получить деньги?
— Когда мне исполнится двадцать пять. Двадцать седьмого апреля.
— Дай мне данные банка и адвоката, составившего завещание, — вообще все, что у тебя есть.
Слова «все, что у тебя есть» были поняты буквально — Нэнси ушла к себе в спальню и вернулась с большой конфетной коробкой. Объяснила:
— Я все принесла. Может, тебе еще что-то понадобится...
Коробка была доверху забита бумагами — сверху валялись счета, открытки, просто какие-то цветные бумажки и фотографии. Сбоку торчал уголок чековой книжки. При виде такой вопиющей безалаберности Ник на миг онемел, Нэнси же, пару секунд покопавшись в коробке, безошибочно вытащила снизу тоненькую пластиковую папочку.
— Вот. Это копия завещания отца. — Покопалась еще и вытянула фотографию. — А это я в школе!
На фотографии несколько девчонок в разноцветных купальниках расположились на каком-то бревне, приняв, по их мнению, живописные позы. Нэнси можно было узнать безошибочно — она практически не изменилась. Лишь выдающегося бюста, хорошо заметного на фотографии, у теперешней Нэнси не наблюдалось.
Уловив удивленный взгляд Ника, она захихикала:
— Это поролон. Мы тогда в купальник такие поролоновые вкладыши запихивали — издали не разберешь.
Ник фыркнул. Нет, с этой женщиной не поработаешь! И без того в голову посторонние мысли лезут и вспоминается солоноватый вкус ее кожи — а тут ему еще всякие дурацкие фотографии показывают. Ладно, с этим он разберется потом, без нее...
— Это твоя? — вытащил он из груды бумаг чековую книжку.
— Да.
Сунул книжку в сканер — скопировать данные счета.
Глава 12
Спуститься в бассейн Ник мог и сам, прием был уже отработан: подъехать вплотную к бортику, попав между двумя поручнями, опереться на них руками — что-что, а руки у него были сильные! — оттолкнуться и плюхнуться в воду лицом вниз, поднимая тучу брызг. Получалось даже что-то отдаленно похожее на прыжок — по крайней мере, беспомощным при этом он не выглядел, а потом, в воде, проблем вообще не было — рук вполне хватало не только на то, чтобы держаться на поверхности, но и на то, чтобы более-менее плавать.
Поэтому, дождавшись, пока Нэнси появится в дверях, он бросился в воду и к тому времени, как она испуганно подлетела к краю бассейна — подумала небось, что убился! — успел ухватиться за идущий по периметру бассейна поручень и встретил ее улыбкой.
— Полезай скорей сюда! Вода теплая — класс!
С удовлетворением отметил, что она слезала неуверенно, чисто по-женски: попробовала воду ногой, опасливо отдернула ее, едва коснувшись поверхности, — а потом полезла вниз по лесенке, цепляясь за перила. Не меньшее удовольствие вызвало и лицезрение ее фигуры, затянутой в консервативно-простой синий купальник. Худенькая, стройная, длинноногая — и при этом гладенькая и упругая, с переливающимися под кожей мышцами. Именно такой Ник и представлял ее себе когда-то, после первой встречи.
Нэнси скользнула к нему, оттолкнувшись от борта и взбив воду ногами. Их руки встретились, потом столкнулись и тела. Ник не стал упускать возможности и обнял ее, притягивая к себе.
— Нэнси... котенок.
Так он назвал ее в первый раз ночью, непонятно откуда выкопав это слово, — и ей понравилось...
Она обняла его за шею, подняла лицо — и Ник повторил, шепотом:
— Котенок...
Поцеловал — нежно, долго, насколько хватило дыхания. И еще раз, и еще...
Он жалел о невозможном — и не жалел, потому что то, что происходило сейчас, тоже было чудом, о каком он и не мечтал. Когда он ненадолго отрывался от Нэнси, глаза ее приоткрывались... господи, как давно он не видел ни в чьих глазах такого света, как давно, целую жизнь, не чувствовал себя желанным.
Он старался не отпустить поручень, в который вцепился мертвой хваткой, понимая, что тогда они оба пойдут ко дну, — но еще одной руки отчаянно не хватало.
Нетерпеливо оставив ее губы, Ник добрался до нежного теплого местечка за ухом и стал целовать там — там она любила, это он уже знал.
— Бен... может увидеть... — пробормотала она, не делая, впрочем, попытки отстраниться.
— Наплевать... — (В самом деле, это же его дом и его жена!) — И он не увидит — мы за бортиком.
— Давай немножко поплаваем и пойдем в спальню.
— Давай... — (шепотом, между поцелуями.)
— Тогда пусти меня...
— Не могу... Отпусти ты первая.
— Не могу...
Потом им удалось расцепиться и они поплавали — совсем недолго, то и дело сталкиваясь, словно притягиваемые друг к другу магнитом, делали вид, что это случайно, — и снова оказывались вместе.
— Слушай, может, хватит уже? — спросил Ник во время одного из таких столкновений. — Ну, плавать?..
— Наверное, хватит...
— Тогда вылезай и иди к себе... я тебе позвоню минут через пятнадцать.
Слава богу, Нэнси не стала спрашивать: «Почему?» — ему не хотелось ничего объяснять про обычную полуденную процедуру, включающую катетер. И не хотелось, чтобы она видела, как Бен вытаскивает его из бассейна и усаживает на коляску — пусть с помощью специального подъемника, но все равно...
Неважно, неважно, неважно, почему она согласилась выйти за него замуж! Неважно — и все! Ведь не по деловым же соображениям она пришла к нему ночью — сама пришла! — и лежала рядом, и обнимала его, и тянулась к нему! И сейчас — тоже... Значит, есть еще что-то — пусть немного, но есть...
Бен словно нарочно тянул время — двигался еле-еле, то и дело отвлекался на болтовню, а потом вдруг заявил:
— Может, стоит тебе сегодня дополнительный массажик сделать?
Ответную тираду Ника едва ли можно было повторить в приличном обществе.
— Ну, слава богу! — ухмыльнулся Бен. — А то ты второй день такой тихонький да благостный — прямо не узнать!