В такие минуты, чтобы справиться с этим неудержимым, безумным желанием, Нэнси заставляла себя мысленно «увидеть» одну и ту же сцену — ту самую, которую она застала в будуаре матери в день помолвки. Только на этот раз у мужчины были не светлые, а темные волосы — черные, пронизанные серебристыми нитями... А потом он оборачивался, и в бирюзовых глазах не было ничего, кроме злости. Злости — и презрения: «Да кто ты вообще такая?!»
После этого плакать хотелось еще больше — но уже не хотелось прижаться к нему.
Он приходил каждую ночь. Каждую ночь Нэнси лежала, прислушиваясь к доносящимся из-за двери звукам и ждала — когда же эта дверь распахнется и Ник войдет. И ненавидела себя за то, что так этого ждет.
Но ничего не помогало — она могла злиться на себя, ненавидеть себя, притворяться перед самой собой, что ей все равно, — но, когда он входил в комнату, чувствовала это сразу. И сердце начинало колотиться, и внезапно пересыхало во рту — вот-вот, сейчас... А потом кровать слегка вздрагивала от его веса. Ник перегибался через нее, горячий и тяжелый, выключал ночник, и в комнате становилось темно. И в этой темноте он обнимал ее.
Становилось жарко — от его тела, от его дыхания, от его рук — и от той теплой истомной волны, которая поднималась изнутри и заполоняла все ее существо. И мысли, облеченные в слова, те самые, которые мучили Нэнси, пока она лежала и ждала его, свертывались в маленький комочек и прятались где-то далеко-далеко. Оставались только два человека, и темнота и тишина...
Зачем он всегда выключал ночник? Ей не хотелось этой темноты, хотелось видеть его — и глаза, и лицо, и все... Она сердилась на себя за то, что ей этого так хочется, и забывала, что сердится, и «рассматривала» его пальцами и губами, точно слепая. Не раз хотела сказать ему — не выключай свет, зачем?! — и не говорила.
Он тоже молчал, лишь иногда постанывал и бормотал что-то, словно в бреду, повторял: «милая... милая...». И ласкал — жадно, безудержно, пока Нэнси не забывала, где она и кто она такая. Не было ни прошлого, ни будущего — только этот миг, и этот, единственный мужчина — его руки, его запах, его тело и дыхание, его губы...
Каждый вечер она зачеркивала клеточку в календаре и считала, сколько их еще осталось. Считала машинально, даже не задумываясь, что и зачем считает, — лишь порой вспоминала, что вот-вот, совсем скоро, нужно будет что-то снова решать, и продавать дом, и ехать неизвестно куда.
И еще — что этих ночей, когда она лежит и ждет, прислушиваясь к шагам за дверью, остается все меньше и меньше.
Тридцать шесть... тридцать четыре... тридцать...
Глава 20
Это был обычный вечер — обычный вечер обычного дня.
Она вошла в огромный, чуть ли не в пол-этажа холл, и сразу заметила Джеральда, который, стоя недалеко от входа в кухню, разговаривал о чем-то с миссис Берк. На ходу кивнула им, бросила скороговоркой:
— Добрый вечер, миссис Берк, добрый вечер, Джеральд! — и побежала вверх по лестнице.
В первый момент, войдя в спальню, она даже не поняла — что не так? Что изменилось, почему возникло ощущение, что комната стала вдруг чужой?! Кровать... трельяж... комодик... И тут до нее дошло: ночник!
На тумбочке не было аметистового ночника...
Быстро взглянула на трельяж — там тоже нет! И — первая мысль: «Ник! Но зачем?..»
Она еще не успела сдвинуться с места, когда в дверь постучали, и, открыв, Нэнси увидела перед собой именно ту особу, с которой ей сейчас меньше всего хотелось общаться.
Начала экономка прямо с порога:
— Миссис Райан, вы так быстро ушли, что я не успела вам ничего сказать...
Нэнси все стало ясно сразу — дальнейшие слова еле пробивались к ней сквозь поднявшийся вдруг в ушах звон:
— ...Новая горничная хотела помыть... не знала, что он окажется таким тяжелым... выронила из рук... раскололся... она очень извиняется...
— А осколки... Склеить... Склеить нельзя?! — перебила Нэнси.
— Там было много осколков, их собрали и выбросили. — Миссис Берк посмотрела на нее с легким удивлением. — Держать в доме битое — плохая примета. Я уже переговорила с мистером Рамзи, он обещал, что завтра прибудут приемлемые образцы ночников, и вы сможете выбрать себе подходящий — не хуже того, что у вас был... — Она замолкла, увидев, что Нэнси судорожно, уже не контролируя себя, замотала головой.
— Неужели нельзя было сначала меня спросить?! Дождаться или... у меня же телефон есть!.. Или у Ника спросить!
— Неужели вы думаете, что я стала бы беспокоить мистера Райана из-за такого пустяка! — Из тона экономки явствовало, что ей предложили по меньшей мере осквернить святыню. — И я не понимаю, почему вы так расстраиваетесь. Я же говорю — мистер Рамзи...
Нэнси только теперь сообразила, что мистером Рамзи экономка именует Джеральда, но ей было не до того.
— А мусор уже увезли?
— Миссис Райан, не станете же вы просить меня рыться в мусорном баке?! — возмутилась миссис Берк.
— Да ничего я не стану вас просить! Сама все сделаю! — Сейчас Нэнси было все равно, что о ней подумают и скажут. — Пустите!
Она протиснулась мимо стоявшей на пути экономки, успела сделать пару шагов по коридору — и остановилась, услышав сзади сказанное, как ей показалось, с тайным злорадством:
— Мусор в этом районе вывозят в четыре часа дня.
«В четыре... значит, уже увезли...» — промелькнуло в голове.
Нэнси обернулась. На лице миссис Берк нельзя было прочесть ничего, кроме вежливого непонимания.
— Не волнуйтесь, миссис Райан! — сказала экономка с сочувственной улыбкой — наверное, так же она успокаивала бы избалованного капризного ребенка, закатившего истерику из-за сломанной игрушки. — Мистер Рамзи обо всем позаботится. И если хотите, я...
— Хватит! — выдохнула Нэнси.
— Но...
— Я сказала — хватит! — крикнула она уже во весь голос. — Отстаньте от меня!
Экономка застыла, приоткрыв рот, — она не предполагала, что миссис Райан, которая за весь месяц ни разу ни на кого не повысила голос, заорет вдруг, как базарная торговка. Кровь стучала у Нэнси в висках, и слова выплескивались в коротком приступе злобного наслаждения — наконец-то можно сказать это вслух:
— Убирайтесь к чертовой матери! В этом доме со мной не считаются, но хоть оставить меня в покое вы можете?! И не лезьте ко мне больше!
Проскочив мимо экономки обратно в спальню, она захлопнула за собой дверь, бросилась на постель и зарыдала в голос.
Стук в дверь раздался довольно скоро. Нэнси медленно сползла с кровати и пошла открывать, надеясь, что это не снова миссис Берк. Разговаривать с ней еще раз сил не было: перед глазами все плыло и голова казалась распухшей. Но за дверью стоял Джеральд.