Ирена смотрела на спасителя во все глаза, онемев от возмущения. Мало того, что он ей слова молвить не давал, – он немедля вообразил совершенно иную историю жизни, к Ирене не имеющую никакого отношения, и с убеждением втолковывал девушке, кто она есть на самом деле. Да это ладно, тут его ошибка понятна: все же она была в одежде крестьянской, легко ошибиться. Но вот то, что он этак восторженно относился к Адольфу Иванычу, вообще в голове у нее не укладывалось. Довольно было одного взгляда, чтобы преисполниться к жестокосердному немчуре величайшего отвращения. Возможно, конечно, что незнакомец его ни разу не видел – в таком случае его заблуждение объяснимо. И Ирена его развеет, как только выберет момент вклиниться в его речь.
Пока что такой возможности не представлялось, потому что спаситель не давал ей слова молвить: знай токовал, как тетерев на токовище, непрестанно восхваляя рачительность и хозяйский догляд Адольфа Иваныча.
Ирена подбирала слова, чтобы разъяснить недоразумение, но спаситель вдруг прервал свои дифирамбы и воскликнул:
– Да что ж мы болтаем-то?
«Мы? – чуть не возопила Ирена. – Мы болтаем?!»
Она не успела издать даже этого короткого восклицания. Спаситель наклонился к ней, схватил, поднял легко, как перышко (и это несмотря на то, что Ирена всегда считала, что ей очень сильно недостает той легкости и эфемерности, какой обладали истинные героини романов… надо бы поменьше на оладьи налегать!), и посадил на спину своего высокого, длинноногого коня, вернее, почти на шею его, как раз перед седлом.
– Так и быть, – сказал он. – Могу себе представить, какого страху ты натерпелась, пробираясь через Чертов мост. Не стану заставлять тебя переживать это снова. Байярд умен, как бес, он легко найдет дорогу и нам поможет перебраться, не замочив ног. Садись поудобнее, вот, плащ подсунь под себя. – Он сунул Ирене какой-то мягкий сверток. – Я доставлю тебя в Лаврентьево, словно барыню. Кинешься в ножки Адольфу Иванычу, будем надеяться, он тебя не слишком крепко станет журить. Я, так и быть, замолвлю за тебя словечко… Оно бы, конечно, не стоило, да уж больно ты хорошенькая, даже в темноте, даже тиной перемазанная.
Спаситель расхохотался и забросил поводья на седло.
– Придержи их, – велел Ирене.
Она взяла поводья дрожащими руками. Нет, не от слабости или еще не изжитого страха дрожали у нее руки. Дрожали они оттого, что человек, только что спасший ей жизнь, готов с радостью предать ее на новые муки. Бессмысленно открывать ему жестокость Адольфа Иваныча, который бесчестит деревенских девок и травит собаками мужчин, порет их и доводит до самоубийства. Он не поверит. Бессмысленно рассказывать ему и свою историю. Он просто расхохочется в лицо Ирене. Ну что ж, когда так…
Ирена оперлась о твердую шею Байярда и перенесла тело в седло. Нашарила стремя правой ногой, а левую с силой занесла через его спину, чтобы сесть удобней, по-мужски. Спаситель испуганно отпрянул – и вовремя, иначе Ирена непременно заехала бы ему ногой по лбу. Честно сказать, возникло, возникло у нее такое желание, и она даже пожалела, что исполнить его не удалось. Что же, что показывала она себя при этом особой истинно неблагодарной? Может быть, крепкий удар несколько просветлил бы разум у «архангела Михаила» и приучил бы его не только токовать, взирая на мир с завязанными розовой тряпицею глазами, но и смотреть на людей да слушать их внимательней!
– Не поминайте лихом, сударь! – крикнула Ирена, подавляя странное ощущение потери, которое вдруг овладело ею. Да ладно, что за чепуха лезет в голову!
Она попыталась нашарить стремя левой ногой. Нет, не достать… ну да ладно, потом она остановится и приладит стремена по своему росту. Ударила коня пятками под ребра и взвизгнула пронзительно:
– Ай-й-й-йя!
Брат ее перенял эту манеру от своего приятеля-калмыка, а Ирена – от него. От такого визга любой конь на мгновение шалел и терял всякое соображение, поэтому, получив добрый удар пятками или укол шпорами, знал одно: нестись со всех копыт сломя голову, куда направляет его всадник.
Ирена не знала, куда нужно направлять коня. Но уж наверное куда-нибудь подальше от Чертова моста! Поэтому она прилегла головой на шею Байярда, чтобы не сбило веткой, и положилась на милосердие Господне, которое последнее время знай ввергало ее в одну бездну отчаяния за другой, а нынче что-то взялось заглаживать свою вину. Ей удалось сбежать из Лаврентьева, перейти Чертов мост, избавиться от «болотника», а теперь завладеть конем, на котором она сможет добраться до дороги, до людей, до помощи!
Байярд летел поистине стрелой, сколь банальным ни могло показаться это сравнение. «Чудесный конь! Сколько в нем силы! Он донесет меня до города! – в упоении думала Ирена. – Там я его продам и возьму место в омнибусе до Санкт-Петербурга! Не позднее чем через неделю я буду дома!»
Она была словно пьяна от своей мгновенной удачи. Голова шла кру́гом… Впрочем, может статься, шла она кру́гом не столько от удачи, сколько от голода. Крик, заставивший Байярда лететь как подстегнутому не менее версты, отнял у Ирены последние силы. Она лежала на шее коня уже не только потому, что боялась быть сшибленной веткой, – просто не могла подняться. Ослабели руки, которые держали поводья, и Ирена немедленно была за это наказана. Испуганный Байярд начал приходить в себя, избавляться от колдовской, оцепеняющей силы ее вопля, он вспомнил покинутого хозяина и, словно спохватившись, словно испугавшись того, что натворил, внезапно замер – и взвился на дыбы.
Вот уж чего Ирена ожидала меньше всего! Она сильно натянула поводья, но было уже поздно – так и поехала с седла. Вот когда пожалела о том, что не остановилась, не подтянула стремена! Она уже падала, когда выпустила поводья: знала, что, если тянуть сильнее, конь может завалиться на спину. Придавит ее запросто до смерти! Потом она с горечью подумала, что переоценивает себя: какой лихой наездницей ни сделал ее Станислав, все же силы в ручонках у нее было маловато, чтобы свалить такого богатырского скакуна, как Байярд. Он просто сбросил ее с седла. Ирена была научена не только скакать, но и падать правильно – успела подобрать колени, сжалась вся, напряглась и приземлилась этаким комком, легко перевернувшимся через голову. И тотчас снова оказалась на ногах.
«Ты, Иренка, будто кошка, – помнится, не без зависти говорил брат. – Всегда на четыре лапы упадешь! Тебе бы с циркачами бродить или в шапито выступать, из-под самого купола прыгать! Алле-оп!»