– Ну-с, как бы там ни было, – сказал Трефузис, – некоторое время назад со мной вступил в контакт – полагаю, это правильное слово? – мой старинный друг Том Дейли. Том был некогда старшим садовником Святого Матфея, и садовником хорошим, с пальцами зелеными, как… как…
– Как пораженный сепсисом марсианин?
– Если угодно. Случилось так, что в девятьсот шестьдесят втором Том переплелся, перевился и спутался с некой Элен Бишоп. В должное время он ее опылил, после чего на свет появился прекрасный маленький сын. Позже в том же году, в малом соборе Святой Марии, состоялась простая, но трогательная церемония, на коей я согласился отречься от мира, плоти и дьявола, дабы очистить душу мою и взять на себя поручительство за душу их еще не расцветшего отпрыска, коего они решили наречь Кристофером Дональдом Дейли.
– То есть садовник женился, произвел сына, а ты стал его крестным отцом.
– По-моему, именно это я и сказал, – ответил Трефузис. – Затем, в девятьсот семьдесят девятом, Том, ко всеобщему огорчению, покинул колледж, чтобы занять в Западном Норфолке пост садовника округа. Когда ты станешь в следующий раз любоваться беспечным буйством тюльпанов в окрестностях Кинге-Линн или головокружительной пышностью придорожной лобелии в центре Ханстантона, ты поймешь, кого за это благодарить. И да будет так, как будет. Если не считать обычной серебряной мисочки и пятифунтовой бумажки два раза в год, мой вклад в моральное благосостояние Кристофера был весьма скудным. Должен признаться, что Кристофер, мой крестный сын, это дитя, перед которым я немного робею.
Эйдриан попытался представить себе профессора немного робеющим перед кем бы то ни было.
– Видишь ли, мальчик оказался замечательно одаренным, – продолжал Трефузис, аккуратно выкладывая на край своего блюда кусочек рыбьей кости. – Уже в младенчестве его математические способности вызывали попросту изумление. С самого раннего возраста он демонстрировал возможности почти сверхъестественные. За несколько секунд перемножал и делил длинные числа, брал в уме квадратные и кубические корни и проделывал прочие цирковые фокусы. Однако Кристофер обладал не только удивительным в арифметическом отношении мозгом, но и тонким умом, а потому предполагалось, что он отыщет дорогу в Тринити и сделает вклад в чистую математику еще до достижения тридцати лет или иного возраста, в котором для математика наступает старость.
– По-моему, нынче они начинают клониться к закату уже в двадцать шесть, – сказал Эйдриан. – Сколько ему сейчас?
– Восемнадцать или около того. Ему, можно считать, повезло в том, что он получил отца, который гордится его дарованиями и который, более того, был бы рад, если бы сын применил их в среде академической, поставил на службу науке, чистому искусству и чистой математике. Многие из отцов со сравнительно скромным доходом увидели бы в умном сыне путь к богатству. Мой сын финансист, мой сын адвокат, мой сын аудитор. Том же более чем готов к тому, чтобы без всякого озлобления говорить: мой сын – чокнутый математик с перхотью в волосах и очками, как бутылочные донышки, на носу.
– И?..
– Три года назад Кристофер, учившийся в суффолской частной школе, завоевал стипендию: деньги на нее дала организация, о которой Том Дейли никогда до той поры не слышал. Сейчас эта организация предлагает определить Кристофера в Кембридж. Но изучать он должен будет не чистую математику, а инженерное дело. Тома тревожит то обстоятельство, что Кристофер интересует организацию лишь по причине потенциала, которым обладает его мозг. Организация хочет, чтобы по окончании университета Кристофер работал в промышленности.
– Что это за организация?
– К этому я и подбираюсь. Том считает, что Кристоферу не следует так рано связывать себя обязательствами. Он боится, что организация эта, по сути дела, покупает его сына. Поэтому он явился ко мне и спросил, знаю ли я о ней что-либо. Я же имел возможность подтвердить, что знаю. И уже немалое время.
– Так кто же они?
– Давай заплатим по счету. Остальное расскажу по дороге. Как по-твоему, этих чаевых хватит?
Эйдриан оглянулся на заднее окно.
– Они едут за нами!
– Какое разочарование для них. При такой мощи под капотом тащиться на наших скаредных пятидесяти пяти милях в час.
Пока Трефузис произносил это, БМВ сдал влево и пронесся мимо. Эйдриан мельком увидел лицо водителя, настороженное и напряженное.
– Все правильно, тот же самый человек. Номера британские. Руль справа. Наклейка «ВБ» на заднем стекле. Непонятно только, почему он нас обогнал.
– Возможно, смена караула, – сказал Трефузис, – в преследование включился кто-то другой. Вряд ли настолько уж сложно опознать машину такого возраста и с такими отличительными особенностями.
Эйдриан внимательно вгляделся в его лицо.
– Так ты признаешь, что за нами следят?
– Подобная возможность существует всегда. Эйдриан забросил в рот леденец.
– Ты рассказывал мне про ту организацию. Которая оплатила учебу твоего крестника.
– В последние годы, – сказал Трефузис, – я все более убеждался в существовании того, что можно назвать только масштабным заговором. Я наблюдал за тем, как наиболее одаренные, способные и многообещающие студенты Святого Матфея, других колледжей Кембриджа и других университетов Англии… наблюдал за тем, как их скупают.
– Скупают?
– Приобретают. Присваивают. Расхватывают. Прибирают к рукам. Появляется, скажем, студент с феноменальными способностями, ну, например, к языку. Естественный кандидат на докторантуру, преподавательский пост, на жизнь ученого или, если уж с этим не получится, на творческое существование в качестве поэта, романиста либо драматурга. Он приходит в университет переполненным именно такими устремлениями и блестящими идеями, но затем… затем они его забирают.
– Они?
– Через два года после завершения образования обладатель этот первоклассного ума получает уже восемьдесят тысяч фунтов в год за то, что выдумывает рекламные девизы для запатентованной марки ореховой пасты, или сочиняет для глянцевых журналов снобистские статьи о пребывающих в изгнании европейских монархах и их потомстве, или занимается еще какой-либо катастрофической ерундой. Я наблюдаю это из года в год. Скажем, в колледже появляется химик. Большие надежды на будущее. Нобелевские премии и кто знает, что еще? Сам он полон наивысших амбиций. И тем не менее он не успевает еще сдать выпускных экзаменов, а уже увязает, подписав пожизненный контракт на работу, которая сводится к тому, что ему приходится стряпать на потребу производящей моющие средства компании порошковые ароматизаторы для синтетического биологического мыла со свежим запахом сосны. Кто-то подбирается к лучшим нашим умам, Эйдриан! Кто-то не дает им достичь полного развития того, что в них заложено. Организация, о которой я говорю, отнимает у них возможность роста и расцвета. Университетское образование должно быть широким и разносторонним. Но этим студентам образования не дают, их натаскивают. Набивают начинкой, как страсбургского гуся. Заталкивают в глотку жидкую кашицу, от которой раздается только одна какая-то часть их мозгов. Как целое ум такого студента игнорируется ради развития той его части, что обладает рыночной ценностью. Вот так они склонили и моего крестника Кристофера заниматься техникой вместо математики.