Но еще большей странностью было то, что все восемь экипажей, а это около пятисот человек, сидят теперь под охраной на одном из старых теплоходов на рейде Киля и не имеют возможности сойти на берег. До Люта также дошли слухи о том, что на лодки часто привозят ремонтную бригаду. Весь экипаж при этом удаляется на свою плавказарму. Ремонтники тоже живут под охраной. Их держат в порту, а караулит какой-то отряд — не то люди-лягушки из «подразделения К», не то кто-то еще. Но не СС и не полиция.
Видя, что Лют не может прийти ни к какому решению, а время между тем неумолимо идет, Ротманн решил нарушить молчание.
— Капитан, позвоните для начала моему начальнику Крайновски. Скажите, что, если он немедленно не отпустит заслуженного моряка, вы свяжетесь с гросс-адмиралом и доложите ему об этом аресте. Я почти уверен — Крайновски не захочет засветить свой шпионаж в отношении секретов морского ведомства. Наверняка он больше всего сейчас боится подставить рейхсфюрера. Я же, со своей стороны, постараюсь узнать, о чем ему удалось разнюхать, и поставлю вас в известность.
— А какой вам в этом резон ?
— Позвольте быть предельно откровенным.
— Говорите, не бойтесь. Здесь морская школа, а не гестапо. — Ротманн собрался с мыслями и начал:
— Вы умный и отважный человек, капитан. Более того, ни один из тех, кто вас знает и даже не знает, а только наслышан о вас, как, например, я, не усомнится в вашей порядочности…
— Оставим вступление, господин Ротманн.
— Хорошо. Война близится к завершению. Она проиграна на всех фронтах, и даже двадцать секретных флотилий ничего не смогут изменить. Я надеюсь, что вы не станете со мной спорить. Это не пораженчество, а просто здравый смысл. И это прекрасно понимают почти все. В том числе и те, кто создает подводный отряд особого назначения под названием «Морской уж». Я убежден, что всё это затеяно не с целью дать решительный бой в Северном море или Атлантике и поставить наконец-то Британию на колени.
Ротманн замолчал.
— С какой же целью?
— С целью, о которой фюрер не знает. За его спиной зреет заговор. В этот заговор пустили не всех, и началась возня.
— Вы серьезно о заговоре?
— Факты, капитан. На эту мысль наводят факты. Попробуйте для интереса прямо сейчас попытаться проинспектировать корабли из этого отряда или связаться с экипажами. Уверен — у вас ничего не выйдет. Найдется масса непреодолимых причин и отговорок.
— Откуда вы это знаете?
— Капитан, вы зря опасаетесь, что я провокатор и выполняю задание шефа. Ваша репутация в глазах фюрера незыблема. Чего вам-то бояться? — Ротманн положил руку на телефон. — Звоните, пока не стало поздно. Вы убьете сразу двух зайцев — спасете невинного человека и осадите Крайновски.
Лют секунду постоял в дальнем углу кабинета. Затем подошел к столу и взял перо.
— Как ему позвонить?
Ротманн продиктовал несколько цифр.
— Только я прошу вас сделать это минут через пятнадцать.
— Почему?
— За это время я домчусь до его кабинета и буду рядом, чтобы в случае чего подтолкнуть развитие ситуации в нужном направлении. Да и для моей собственной безопасности неплохо в этот момент находиться на виду у всех.
— Хорошо, только что я ему отвечу на вопрос, откуда я узнал об этом аресте?
— Ровным счетом ничего. Вы не обязаны перед ним отчитываться. У вас могут быть свои источники информации. Я бы вообще посоветовал напустить туману — мол, это далеко не всё, что вам известно. Ну так как? Я побежал?
Лют кивнул.
— Только, если его нет на месте, потребуйте, чтобы немедленно позвали по делу, не терпя…
— Хорошо, хорошо. Идите.
Через пятнадцать минут, бросив машину прямо у подъезда, запыхавшийся Ротманн, пытаясь сдержать дыхание, остановился недалеко от дверей приемной Крайновски. Он сделал вид, что читает вывешенную на стене информацию. В это время дверь распахнулась, и в коридор выбежал оберштурмбаннфюрер.
— А, Ротманн! — крикнул он, увидев того беззаботно читающим всякую чушь на стене. — Хорошо, что вы здесь. Зайдите. Вот что, Отто, — Крайновски плотно закрыл дверь и взял Ротманна под локоть. — Вы ведь знаете этого самого Люта. Ну этого нашего знаменитого…
— Начальника морской школы?
— Ну да, да.
— Ну как вам сказать…
— Да не надо ничего говорить. Берите машину и срочно поезжайте к нему. Сейчас он у себя — я только что разговаривал с ним по телефону.
— Считайте, что я уже там, оберштурмбаннфюрер…
— Скажите ему, что человек, о котором шла речь, выпущен. С ним всё в полном порядке. Мы только посоветовали ему впредь не распускать язык. Так что пусть успокоится.
«Видимо, разговор был на повышенных тонах, — подумал Ротманн, — но главное — мои предположения подтверждаются. Крайновски копается в этом деле втайне от Деница, как будто ведет контрразведку против врага».
— И это всё? Стоит ли ехать, обер…
— Стоит, Отто, стоит. Он надумал жаловаться, а нам это сейчас ни к чему.
Ротманн виновато посмотрел на начальника и сказал:
— Тогда вы меня извините, оберштурмбаннфюрер, но я не хотел бы выглядеть в глазах этого человека полным идиотом, которого послали непонятно зачем.
— Что вы имеете в виду?
— Я должен хотя бы примерно знать, о чем речь. Чтобы не хлопать глазами, если у нас завяжется разговор. Ну сами посудите…
— Ладно, ладно, — Крайновски махнул рукой, отошел к окну, отвернулся и, заложив руки за спину, стал переминаться с носка на пятки, скрипя сапогами. — Речь идет о некоторых морских секретах, которые нам поручено оберегать… ну, скажем, не привлекая внимания самих моряков. Вам понятно?
— Не очень.
Крайновски подскочил ближе.
— Да что вы, ей-богу, Ротманн? Первый год в гестапо? От вас ничего особенного там не потребуется.
— Во-первых, я действительно в гестапо меньше года, а во-вторых, если он меня спросит о существе дела? Вы уверены, что Люта интересует исключительно ваш человек с длинным языком? Может быть, это лишь предлог?
Крайновски, что-то пробурчав под нос, снова отошел к окну.
— Учтите, штурмбаннфюрер, — произнес он тоном, полным официального предостережения, — то, что я скажу, совершенно секретно. Вы меня поняли? — он повернулся и в упор воззрился на Ротманна. — Здесь на одной из баз флота создается флотилия из наших новейших лодок. Она называется «Морской уж». Вокруг нее возможна сутолока иностранной разведки, в первую очередь англичан. Рейхсфюрер сейчас не в ладах с гросс-адмиралом и просил меня… — он замялся, — и не только меня подстраховать моряков. Так, чтобы никто не знал. А если Лют пожалуется Деницу, то все узнают. Теперь вы понимаете?