Оправившись от похода, Рауль женился на дочери соседнего феодала, графине Матильде де Пуатье-Кресси, с которой был обручен с детства по желанию еще отца своего. У них родилось трое детей: две дочери, Изабелла и Алинор, и долгожданный наследник — сын, которого назвали Жильбер. Счастливая семейная жизнь и рождение детей успокоили Рауля. Он снова стал прежним. Занимался хозяйством, писал, как было модно тогда, баллады, участвовал в турнирах и балах, с удовольствием проводил время со своими малышками и о походах на Восток больше не помышлял. Более того, когда его многочисленные знакомые и соседи пытались завести с ним разговор о тревоживших всех судьбах Иерусалима и долге каждого благородного рыцаря пожертвовать жизнью во имя Креста, он старался уклониться от ответов им. Супруга его Матильда объясняла такое поведение мужа тем, что многие из феодалов, беспечно болтавшие о подвигах в Святой Земле, на самом деле там не были и о подвигах этих и трудностях, сопряженных с ними, знали только понаслышке. А Рауль — был. И многое вытерпел там.
Тем временем годы шли своей чередой, дети Рауля подрастали. Любимицей отца была золотокудрая черноглазая Алинор, задумчивая и тихая девочка, у которой с малых лет проявился необыкновенный дар к живописи и сочинению стихов. Наблюдая за ней, родители иногда с изумлением переглядывались — неужто это наше творение? Алинор совсем не походила ни на мать, ни на отца, ни на старшую сестру свою, хохотушку Изабеллу, ни на капризного плаксу Жильбера, которому никак не могли привить основы рыцарского стоицизма и чувства достоинства. Рауль подспудно чувствовал, но боялся признаться даже себе, что за все его страдания в далеком походе Господь отблагодарил его, послав ему не просто ребенка — избранную душу. Все в Алинор, начиная от ее необычной внешности, длинных шелковистых волос цвета расплавленного золота и огромных вишнево-черных глаз с редкостным янтарным отливом — при том, что брат и сестра ее были всего лишь сероглазые шатены, — до ее редкостной духовной одаренности, все внушало отцу ее не только восхищение и трепетную любовь, вплоть до поклонения, но и устрашающее изумление. Откуда?
Но еще больше пришлось удивляться ему, когда однажды, взглянув на рисунки своей десятилетней дочери, рисовавшей до того лишь яркие цветы и диковинных зверей, он вдруг увидел… осаду Дамиетту, о которой никогда не говорил с ней. На рисунке юной графини рыцари-тамплиеры, о которых, как он считал, запертая в замке девочка и слыхом не слыхивала, в полном вооружении крушили мечами падающих с коней сарацинов в чалмах.
И что больше всего поразило Рауля, так это рыцарские кольчуги, охватывающие головы воинов и их развевающиеся плащи с красными крестами на них. Откуда ребенок мог узнать об этом?
На расспросы родителей немногословная и замкнутая в себе Алинор, отвечала кратко: «Мне приснился во сне рыцарь. Он просил меня нарисовать картину, а какую — рука сама догадается». Услышав ее ответ, отец долго стоял на коленях перед распятым Иисусом Христом в замковой церкви, моля Его заступиться за его дочь.
Пройдут годы, и Командор ордена Храма, настоятельница тамплиерского монастыря святой Бернарди-ны в Акре, графиня Алинор де Тулуз д'Аргонн воспроизведет свой детский рисунок во фресках, которыми украсит Магистрский зал величественного замка храмовников Крак де Шевалье.
Захватив после долгой осады Крак, жестокий и беспощадный мусульманский султан Бибарс будет в детском изумлении стоять перед огромным художественным полотном, изображающим осаду Дамиет-ты. И будет с волнением требовать от своих слуг во что бы то ни было узнать имя неизвестного художника. А узнав, еще более изумленный тем, что рисунок принадлежит женщине, повелит захватить франкскую графиню живой и невредимой, дабы она, перейдя в ислам, украсила рисунками из Корана строящуюся в честь его побед мечеть. А когда узнает, что не захотела она сдаться его воинам и лишила себя жизни вопреки вере христианской, в ярости будет рубить султанским мечом головы тех, кто принес ему весть. И плакать. Плакать о ее смерти…
Предчувствовал ли отец судьбу своей дочери, но тревога его за Алинор росла день ото дня. Едва девочке исполнилось четырнадцать лет, он начал подыскивать ей достойного жениха. Рауль надеялся, что став женой и матерью, она забудет о своих видениях, ибо плащи тамплиеров все чаще и чаще появлялись на листах, которые она целыми днями, сидя в розовом саду за стеной отцовского замка, покрывала изображениями героев. А на оборотной стороне листов Алинор писала свои стихи. В отличие от своей старшей сестры, так и не овладевшей до конца грамотой, Алинор быстро выучилась читать и писать не только по-французски, но и по-немецки, по-испански, а по привезенному еще прадедом с востока трактату Авиценны, пыталась только ей ведомым способом каких-то сравнений осилить арабскую вязь. И однажды заговорила на языке Магомета перед остолбеневшими домашними.
Среди знатных женихов той поры присмотрел Рауль для своей дочурки родственника Арденнских принцев, правивших в свое время в Иерусалиме, графа Стефана де Блуа. Граф был богат, имел хороших предков, отличался красивой внешностью и легким нравом. И главное, совсем не бредил восточными походами и даже насмехался над наивностью тех, кто верил, что нужно освободить Гроб Господень от неверных. Ему было все равно.
Чтобы не травмировать дочь, решили: пусть сначала посмотрит на графа издалека, как бы между прочим. Пригласили гостя посетить замок де Тулуз д'Аргоннов. И может быть вышло бы все так, как хотели Рауль и его жена, но вечером накануне визита де Блуа разразилась над долиной Роны сильнейшая буря, хотя стояла середина лета — видно, знак подавал Всевышний, поняли это уже гораздо позже, — и постучался в ворота замка, прося ночлега, знаменитый аквитанский трубадур и баловень женщин, победитель многих турниров, рыцарских и поэтических, красавец Аквитан, граф Гильом де Аре.
Весь вечер у пылающего камина под шум дождя и отдаленные раскаты грома читал Аквитан хозяевам в благодарность за приют свои вдохновенные стихи. Рауль радовался столь неожиданно выпавшей ему удаче, не часто ведь доводится услышать Аквитана в «сельской глуши». Его приглашают к себе короли, да и то он нередко отказывает им.
Рауль потягивал из кубка сладковатое кипрское вино, и вдруг заметил, что за ширмой свернувшись будто ежик клубком сидит, прикорнув головой к спинке кресла матери, тихо как кошка, его дочь Али-нор. Рауль сперва возмутился — всех детей давно уже отправили спать. Но увидев огромные черные глаза девочки, устремленные на высокого, статного, синеокого поэта, Рауль не посмел помешать ей. Она слушала Аквитана, подавшись вперед всем своим тоненьким еще детским существом, и образы, рисуемые воображением поэта, как в зеркале отражались в ее горящих глазах.
Всю ночь потом, пока гроза бушевала над замком, Алинор в своей комнате не могла уснуть. Она запомнила сходу наизусть все стихи Аквитана, и читала, читала их не уставая, для себя. Ни мать, ни няньки — никто не мог уложить ее в постель. Плохо спал и Рауль. Он ворочался, предчувствия и дурные сны мучили его. А Аквитан так и просидел всю ночь перед горящим камином. И ему казалось, что в пляшущих языках пламени он видит сполохи далеких сражений в пустынях.