– К его счастью, месье, он не успел ничего сделать, как мы уже ухлопали спустившихся с ним арабов. А его кто-то случайно задел впопыхах.
– Это ничего, пройдет. Ну что ж, хозяин. Хоть я тебе и не доверял, но никакого проступка ты не совершил, а хотеть свободы никому не возбраняется. Потому я возвращаю тебе твое судно, но забираю все деньги. Не обессудь. Мне и моим друзьям предстоит дальняя дорога, и деньги нам самим пригодятся. И забирай всех раненых и пленных с собой. Они тебе помогут добраться до порта, а мы переберемся на новое судно. Оно и побольше, да и вооружено лучше.
Араб бросился на колени и стал возносить благодарности Пьеру и Аллаху, милостивому и милосердному.
– Перегружаемся, друзья! Быстрее, быстрее! Нам надо спешить!
Переход на новое судно не занял много времени. Суда отвалили друг от друга и стали быстро расходиться. Пьер стоял на румпеле и правил на северо-восток. Паруса напряглись, надулись ветром, шебека запрыгала на волне.
– Теперь нам остается один путь – вдоль испанских берегов, – заметил Пьер Арману, когда люди на палубе несколько успокоились и прибрались. – Что ты нашел в трюме и каюте капитана?
– В трюме полно припасов, но товаров нет. Скорее всего, мы первый приз, который арабы захотели прибрать к рукам. А вот в каюте я кое-что нашел, – и Арман вытащил из-под плаща пузатый мешочек из парусного холста и потряс им перед лицом друга.
– Много?
– Не считал еще, но, думаю, тысчонка наберется.
– Как раз хватит, чтобы всем нашим друзьям вернуться по домам. Потом разделим, Арман. И не строй ты унылую морду! Не жадничай. Моли лучше Бога, чтобы ниспослал нам быстрейшее возвращение домой.
Туманное утро вяло вступало в свои права. Мокрая палуба блестела и была опасно скользкой, шебека плавно качалась, изредка ныряла носом в особо высокую волну, и вода с кипением прокатывалась по палубе пенными потоками, струями стекая за борт через шпигаты.
Солнце едва виднелось желтеющим пятном, но ветер быстро разгонял волны тумана, открывая синеющие дали моря. Сентябрь подходил к своей середине, и утренники уже чувствовались своей свежестью и бодрящей прохладой.
– Сударь, – обратился к Пьеру важный месье Фурже, уже почистившись и обретя приличный вид. – Судя по всему, мы приближаемся к французскому берегу?
– Надеюсь, что так, месье Фурже. Что вы хотите?
– Вы уже знаете, что я из Бордо. Не могу даже представить, как мне добраться до родного города. У меня нет средств для этого.
– Из этого положения можно легко выйти, месье Фурже. У нас появился некоторый запас золотых, добытый у алжирского капитана в каюте. Мы разделим его на равные доли по числу людей, и вы получите возможность спокойно отправляться домой посуху. Погода еще теплая, и дорога вам даже доставит удовольствие.
– Но сударь, я ведь не простолюдин, и мне, я думаю, полагается несколько долей. Вы не находите? Я ведь королевский нотариус провинции.
– Месье Фурже, я нисколько не нахожу ваши претензии законными, поскольку на моем корабле все равны. Кроме меня, конечно. Потому вы, сударь, получите столько, сколько положено каждому.
– Вы, сударь, странный человек, если не сказать, что опасный. Кстати, вы ведь не француз? Я это по вашему выговору понял. Я не ошибся?
– Вы правы, сударь. Я не француз. Но это не относится к делу, сударь. Я верно служу Франции и королю.
– Вынужден подчиниться силе, сударь. – Месье Фурже с недовольным видом поплелся прочь, провожаемый насмешливыми взглядами матросов.
– Земля! Земля! – Голос марсового, которого Пьер на рассвете посадил на мачту для наблюдения за морем, привлек к себе всеобщее внимание. – Берег! Капитан, Франция! Виват, Франция!
– Друзья-товарищи! – Голос Пьера срывался от волнения. – Помолимся Господу нашему, вознесем благодарную молитву за спасение из плена! – Пьер с одухотворенным лицом опустился на колени и стал молиться, осеняя себя крестом.
Матросы дружно последовали его примеру, и палуба огласилась возгласами, благодарящими за спасение Господа.
– Пьер, ты можешь узнать берег? – спросил Арман взволнованным голосом.
– До него еще очень далеко, Арман. Подойдем ближе, тогда попытаюсь. Но это уже не так важно. Зато, дружище, мы у себя, почти дома! Ты понимаешь это? Мы вырвались из проклятой Берберии! Слава тебе, Господи! Даже не верится.
– Ты прав, Пьер. Сколько же мы там пробыли? Года два, да?
– Не меньше. Но теперь кажется, что это и не было таким уж страшным. Верно?
– Конечно, оглядываясь назад, пройденный путь видится не таким опасным и длинным. А на самом деле мы столько исходили, что теперь и представить себе трудно. Не знаю, как уж тебе, а мне даже вспомнить страшно, Пьер.
– А я так бы и полетел, будь у меня крылья, к себе в усадьбу. Но ведь не полетишь. Нужно еще доплыть до Марселя, а на это может уйти не один день. Придется ждать.
– Мы и так все это время только этим и занимались. Но уж теперь осталось совсем мало, верно, Пьер?
– Это так, но от этого ожидание не становится более терпимым. Как раз сейчас мне так не терпится побыстрее добраться до Марселя. А там…
После полудня Пьер, определившись по береговым ориентирам, заявил, что они находятся где-то милях в ста западнее Марселя.
– Придется, Арман, ждать еще. При таком ветре мы лишь к утру сможем дотянуть до Марселя. А пришвартуемся, скорее всего, лишь к полудню.
– Ох, как долго, Пьер! Неужто ничего нельзя сделать? Это корыто едва ползет.
– Не гневи Господа, Арман! Судно вполне быстроходно. Вспомни, как мы два дня назад ушли от испанца. На другом судне вряд ли это было бы возможно. Так что мы должны быть благодарны этому корыту.
– Погоди, Пьер! Не мы ушли, а ты ушел. Что бы мы смогли сделать без тебя? Так что не скромничай и бери все на себя, как и положено капитану.
– Ладно уж, Арман. Перестань, а то зазнаюсь, а это уже будет плохо.
– Хорошо, перестал уже.
На последних милях пути экипажу пришлось основательно поработать. Противный ветер заставлял постоянно менять галсы, работа с парусами изматывала матросов. Однако теперь никто не роптал. Слева по борту тянулись родные берега, и работа не казалась такой изнурительной. К тому же пиратские харчи еще не закончились, и Пьер заставлял повара готовить самые изысканные кушанья, какие только можно было придумать на корабле. Все ликовали, и лишь королевский нотариус господин Фурже ходил отчужденный и мрачноватый, чувствуя свое одиночество и непонимание.
Утром, как только поднялось солнце, Пьер осмотрел берег.
– Я уже вижу скалы перед Марсельской бухтой, Арман. Мы пришли! Собирай матросов. Будем выдавать жалованье за рейс.