— Почему одна? Со мной.
— Несчастная баба… — задумчиво сказал Ив Монтан.
Я очень удивилась. Я почему-то никогда не думала об этом. Я никогда не смотрела на свою мать с этой точки зрения.
— Она интеллигентный человек? — спросил Ив Монтан.
— Нет, — не сразу сказала я.
— А чем она занимается?
— Преподает зарубежную литературу. Инструктор по Чарльзу Диккенсу.
Я поднялась, стащила через голову платье и пошла, преодолевая коленями тугую воду. Выбросила вперед руки, медленно упала, почувствовала сначала ожог, потом блаженство. Плаваю я плохо, но держусь на воде хорошо. И когда я держалась на воде, вспоминала генами те времена, когда была тритоном и переживала эту стадию эволюционного развития. Ученые говорят, что в каждой человеческой клетке заложена вся информация: кем человек был, кто он есть и кем будет. В воде мои клетки кричали, что я была земноводная, сейчас — никто, ничто и звать никак, я буду человек-амфибия с легкими и жабрами, а может, даже с крыльями и полыми костями.
Ив Монтан сидел на берегу, на детских санках.
— Эй! — крикнула я. — Инструктор! Научите меня плавать!
— Мне надоело учить!
— Тогда плавайте сами!
— Не хочу!
Я вышла из воды, села у его ног на теплые камни.
— А ты что собираешься делать? — спросил Ив Монтан.
— Сейчас или вообще? — не поняла я.
— Вообще. — Его, как и маму, заинтересовал мой социальный облик.
— Мне бы хотелось найти какое-нибудь веселое занятие. Не в том смысле, что смешно или легко. Пусть будет трудно, но весело. Есть такая специальность?
— Есть. Культработник в доме отдыха.
— Культработник — это инструктор по веселью. А я хочу тихо нести праздник. Для этого не обязательно разгадывать викторины и прыгать в мешках.
На противоположном берегу размещался стадион Лужники. Оттуда доносился неясный гул — может быть, в этот самый момент там шли спортивные соревнования.
— Холодно? — Ив Монтан положил руку на мое плечо.
Я не ответила. Ощущение счастья похоже на ощущение высоты. Необычно и страшно. Он прислонил мои мокрые плечи к своей накрахмаленной рубашке. Стало еще выше и еще страшнее.
Где-то за кулисами нервничали спортсмены. А я была на сцене и играла самую главную роль.
Ив Монтан поцеловал меня — осторожно, как мама. Я и раньше целовалась на катке, вернее, после катка. И на вечере, вернее, после вечера. Я и раньше закрывала глаза, чтобы не отвлекаться на посторонние предметы. Но сейчас все было иначе, чем раньше. Я почувствовала ожог, потом блаженство, будто упала в холодную воду Мои клетки несли совсем другую информацию: я всегда, всю жизнь сидела у его ног, и над моей жизнью всходило его лицо.
— А почему блондинка не пошла с вами в театр?
Это был провокационный вопрос. Я ждала, что Ив Монтан поблагодарит судьбу, которая предложила ему вместо блондинки меня.
— Не захотела, — сказал Ив Монтан. Не понял моей провокации.
— Могла бы просто не пойти — и все. Зачем было отдавать билет? Демонстрация…
Я совсем близко подвела его к нужной мысли. Он должен был сказать: «Тогда я не встретил бы тебя…»
— Конечно, некрасиво, — согласился Ив Монтан.
— Тогда вы не встретили бы меня, — прямо сказала я Мне надоели намеки.
— Она хотела, чтобы я понял. И я понял, только не то, что она хотела.
Я почувствовала, что не в силах переключить его внимание с блондинки на себя.
— Сколько вам лет? — Я решила переключить внимание на него самого, а заодно поближе познакомиться.
— Тридцать один.
— Вы женаты?
— Женат.
— А как ее зовут?
— Так же, как тебя.
— Вы ее любите?
Ив Монтан напряженно задумался.
— Конечно, — вспомнил он. Было непонятно, о чем думал так долго. Для того чтобы так ответить, можно было не думать вообще.
— А как же блондинка? — удивилась я.
— Блондинка — это блондинка, а жена — это жена.
— А я — это я?
— А ты — это ты.
Вспарывая воду, прошел речной трамвайчик. Кто-то возвращался на нем из своего свадебного путешествия.
— Но я так не хочу.
— А как ты хочешь?
— Я хочу, чтобы жена — это я, блондинка — это я и я — это я. Всю жизнь.
— Конечно, человек должен заниматься одним делом и жить с одной женщиной. Но бывает, что не найдешь своего дела и не встретишь свою женщину. Все бывает, как бывает, а не так, как хочешь, чтобы было. Поэтому надо уметь радоваться тому, что есть, а не печалиться о том, чего нет.
— А я так не хочу! Я так не буду!
— Будешь. Все так живут.
Моя мама во всем видит проблемы, а Ив Монтан ни в чем не видит никаких проблем. С мамой я, как бестолковый альпинист, постоянно преодолеваю горные вершины. А с Ивом Монтаном я бреду по пустыне Каракумы и не вижу ни одного холмика.
— А я знаю, почему блондинка не пошла с вами в театр.
— Почему? — он обернулся.
— Потому, что вы инструктор. Учите, как плавать, а сами не плаваете. Учите, как жить, а сами не живете.
— Дурочка, — сказал Ив Монтан. — В восемнадцать лет я такой же был.
— А вы не помните себя в восемнадцать лет.
— Откуда ты знаешь?
— Вы сами сказали.
Я поднялась, стала натягивать свою «майку».
Ив Монтан достал папиросу, поставил ноги на санки — так, будто собирался скатиться. Но полозья были ржавые, вместо снега — камни. Да и куда ему было ехать? Разве что в реку… Мне вдруг стало неудобно бросать его одного в чужом городе на выброшенных санках.
— Хотите, я вас домой провожу? — предложила я.
— Ты что, обиделась? — заподозрил он.
На что я могла обидеться? Он ничего не обещал мне и не хотел казаться иным, чем есть на самом деле. Правда, я приняла его за Ива Монтана, а он оказался инструктором по плаванью из Средней Азии. Но ведь это была моя ошибка, а не его. Он был ни при чем.
— Просто вы приезжий, — объяснила я. — А я здесь живу…
Весь день стояла жара, а так как природа все уравновешивает, ночью прошел дождь. Асфальт стал блестящим, а лужа возле нашего дома заметно выцвела. В ней увеличился процент воды. Я шла в «майке», обхватив себя руками, чтобы не трястись от холода. У меня дрожали все внутренности, я просто физически устала от этой вибрации. Я была пустая настолько, что даже кости были полы, как у птицы, и ветер гудел в них — оттого, наверное, так холодно было.