Можно и нельзя | Страница: 39

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— А зачем ты отдала все ноги?

— Почему все? Только две…

— А всего их сколько?

— Четыре, по-моему…

— Ну да… Это у кур две, — сообразил Костя.

Он стал есть, молча, умело отделяя мясо от кости. Было понятно, что они думали не о кролике, а о том, что делать дальше. Если Костя ушел, сделал ход, — значит ответный ход за Катей. Она тоже должна совершить поступок. Уйти от мужа. Но куда? Из таких квартир не уходят в шалаш, даже с милым.

— Эта квартира чья, твоя или мужа? — спросил Костя.

— Общая. А что?

— Так… Все-таки кролика жалко. Кур не жалко, они глупые.

Костя забрасывал проблему словами. Но Катя поняла ход его мысли.

— Я поговорю со старухой, — сказала она. — Поживешь на даче. Я скажу ей, что ты будешь сторожем. Платить не надо.

— Кому платить? — не понял Костя.

— Ты ничего не платишь за аренду, а она — за твою работу.

— За какую работу?

— Сторожа.

— Но я не буду сторожем.

— Если ты там живешь, то это происходит автоматически.

Костя смотрел на Катю.

— Понял? — проверила она.

Теперь Катя забрасывала словами проблему: при чем тут старуха, сторож, платить… Дело в том, что Катя не хочет делать ответный ход. Она хочет оставить все как есть. В ее жизни ничего не меняется. Просто появляется любовник, живущий на природе. Секс плюс свежий воздух.

Свободный любовник потребует время. Времени у Кати нет.

— Если хочешь, я возьму тебя на работу, — предложила она.

— Куда?

— Шофером. На фирму. Бензин наш. Зарплата — пятьсот долларов.

— Это много или мало? — спросил Костя.

— Столько получает президент.

— Президент фирмы?

— Президент страны.

— Что я буду возить?

— Меня.

Таким образом Катя совмещала время, работу, любовь и семью.

— Ты согласен? — Катя посмотрела ему в глаза.

Согласен ли он иметь статус обслуги?

— Я согласен. А сколько получает президент фирмы?

— Гораздо больше, — неопределенно ответила Катя.

— Больше, чем президент страны?

— Зачем тебе считать чужие деньги? Считай свои.

Костя уже посчитал, что при такой зарплате он легко отдаст долг Валерке Бехтереву и сможет помочь семье.

— Я согласен, — повторил Костя и принялся за кролика. Он согласился бы и на меньшее.

Катя села напротив, стала смотреть, как он ест. В этот момент она его любила. Она понимала, что он — ЕЕ, она может обрести его в собственность. МОЕ.

— Красота — это симметрия, — задумчиво проговорила Катя.

Это значило, что она находила Костю красивым.

— Что ты больше хочешь: любовь или богатство? — поинтересовался он.

— Все.

— Ну а все-таки… Если выбирать.

— А зачем выбирать? — удивилась Катя. — Любовь и богатство — это единственное, что никогда не надоедает.

Она сидела перед ним немножко бледная, молодая и хрупкая. Он подумал: «В самом деле, зачем выбирать… Пусть у нее будет все, и я среди всего».


Фирма «Антиквар» располагалась в двухэтажном здании. Там были выставочные залы с картинами, бар с барменом, запасники типа кладовок. На втором этаже — просторные рабочие кабинеты и Катин риэлтерский отсек. Служащие — в основном женщины, сдержанные, по-западному улыбчивые.

«Сладкая какашка» мелькнул пару раз, куда-то торопился. Кстати, у него было имя: Александр. Не Саша и не Шура. А именно — Александр.

Костя явился для подписания договора. Им занималась некая Клара Георгиевна — ухоженная, почти красивая. Иначе и быть не могло. Среди произведений искусства люди должны выглядеть соответственно.

Клара Георгиевна куда-то уходила, приходила. Костя видел через окно, как во дворе разгружали грузовик. Рабочие стаскивали растения в бочках, маленькие декоративные деревья. Видимо, предстояла выставка-продажа зимнего сада.

Появились крепкие мужики, сели возле Кости.

— Сейчас… — сказала им Клара Георгиевна и снова ушла.

— А ты откуда? — спросил молодой мужик с круглой головой.

— Шофер, — ответил Костя. — А что?

— Ничего. Мы думали, что ты тоже из оборонки.

Позже Костя узнал, что оборонка — это оборонная промышленность и они делают сувениры на продажу: сочетание бронзы и полудрагоценных камней — яшмы, малахита. Оборонка выживала. «Сладкая какашка» скупал их продукцию за копейки и продавал недорого. Среди шкатулок девятнадцатого века — современные бронзовые петухи. Все довольны.

— Идите в восьмой кабинет, — сказала Клара Георгиевна.

Мужики поднялись с энтузиазмом. Видимо, в восьмом кабинете давали деньги. Там располагалась бухгалтерия.

Мужики ушли. Возле Кости сел художник, непохожий на художника. Лицо сырое, как непропеченный хлеб.

— Не покупают, — пожаловался он. — Говорят, дорого… Говорят, ставь другую цену или забирай…

— А где ваша картина? — спросил Костя.

Художник показал пальцем на противоположную стену. На черном фоне — голова старика. Золотая рама. Красиво. Однако кому охота смотреть на чужое старое лицо, если это не Рембрандт, конечно…

Художник вскочил и устремился к нужному человеку. Нужный человек — коммерческий директор, маленького роста, стройный, лысоватый. Он слушал с непроницаемым лицом. Умел держать удар. Его главная задача — вовремя сказать нет. Отказывать надо решительно и сразу, иначе погибнешь под собственными обещаниями.

Клара Георгиевна задерживалась. Костя смотрел на старика в золотой раме и невольно вспомнил свою бабушку. Она всегда улыбалась, глядя на Костю. Он звал ее «веселая бабушка Вера». Однажды летом они куда-то шли. Костя устал, просился на руки. Бабушка не соглашалась, четырехлетний Костя весил 20 килограммов. Это много — тащить такую тяжесть по жаре. Он ныл, цеплялся. Бабушка его оттолкнула, он не устоял и шлепнулся в лужу. Это было первое столкновение с несправедливостью: любящий человек — и в лужу. Бабушке стало стыдно, и она из солидарности села рядом с ним в глубокую лужу. И неожиданно заплакала. Они сидели в луже обнявшись и плакали. Старый и малый. Сладость раскаяния, сладость прощения… Он запомнил эту лужу на всю жизнь.

А жена… Разве она не толкнула его в лужу, когда выгнала из дома? Да, у нее были причины. Но Костю оправдывало чувство. Жена должна была понять. Она должна была подняться над собой как над женщиной. Подняться над обидой.