В конце концов, Сережа Панкратов красив, умен… И с женой так все удачно сложилось. Она уже собиралась сама напрячься, а эта гусыня появилась на пороге в нужный момент.
Таких, как Женечка, Ирина всю жизнь ненавидела. Так что никаких мук совести она и не думала испытывать. Потому что она, Ирина, и так натерпелась в жизни, больше не хочется. И заплачена ею за грядущее счастье такая плата, что не дай Бог, поэтому оно, это счастье, просто обязано свалиться на нее.
И дело совсем не в будущем. Слава Богу, Стык обеспечил ей будущее. И квартира будет ее. Осталось только немного подождать… Шикарная квартира, с той самой ванной, ручки золотые, гидромассаж и все такое… Нет, она просто хочет быть счастливой. «Чертово счастье, ты меня слышишь? Ты обязано…»
Обязано-то обязано, но только кто знает, что ее ожидает? Может, новый подвох?
Ирина даже похолодела от этой дурацкой мысли, потому что подвохи ожидали ее на каждом шагу. «Нет уж, — усмехнулась она про себя. — Откуда я знаю, сколько еще достопочтенный сэр Панкратов собирается вспоминать свою драную кошечку, может, он еще бросится к ней, полный великой любви, — и та простит, такие всегда прощают! Что тогда? Все усилия в прах? Снова разбитое корыто?»
Ирина не может этого позволить, никак не может! В конце концов, на что ей дана голова, разве не затем, чтобы обеспечить себе наконец-то нормальную, спокойную жизнь?
Вот сейчас он стоит и смотрит на ночную улицу, черт бы его побрал. Сквозь прикрытые ресницы он кажется таким красивым, что у Ирины перехватывает дыхание. Его профиль в полумраке, слегка освещенный тусклым уличным светом, кажется совершенным. Она сжала кулачки под одеялом, боясь привлечь к себе внимание. Больше всего на свете ей хотелось бы сейчас встать, подойти к нему, обнять, утопить в своей любви-страсти… «Ты просто не знаешь, что такое любовь», — вспомнила она слова своего давнего друга. Приятеля — так будет вернее. Значит, она и про дружбу ничего не знала.
А кто в этом виноват? Ей, Ирине, Бог не показал, как она выглядит, любовь. Познакомил только со страстью…
К Панкратову она испытывала страсть, и это уже было вне правил. Обычно она ограничивалась чисто математическими расчетами. Кто может обвинить ее в том, что она заботится о своем будущем? Что, есть люди, которых оно совсем не заботит? Как те лилии, что не прядут? Так ведь это она лилия… А о будущем не заботятся только такие жалкие лохушки, как эта Женечка.
Женечка, Женечка…
Она не сомневалась в том, что он сейчас думает о ней. Только о ней. Везде царила Женечка, растворялась в воздухе, улыбалась со всех картин, дышала в каждом порыве ветра…
Женечка, которой он тем не менее изменил, однажды увидев Ирину, а значит, она оказалась сильнее…
«Но почему же сейчас мне так больно, точно он… изменяет в данный момент мне?!»
Лиза должна была встретиться с Панкратовым в десять утра.
Она чуть не проспала после долгой бессонной ночи, и когда прозвонил будильник, попыталась избавиться от него, накрыв подушкой. «Пожалуйста, еще пять минут…»
— Лиза! — Мать стучала в ее дверь.
— Сейчас, — простонала Лиза. Глаза наотрез отказывались открыться.
— Лиза, уже восемь пятнадцать…
«Боже, — подумала Лиза, почему-то обвинив во всем несчастную Женю Лескову. — А эта корова наверняка спит… Ночью прекрасно спала и сейчас тоже дрыхнет. Сладким сном. Женщина-ребенок. В принципе я тоже могла быть такой».
Подумав, она решила, что нет, не могла. Неинтересно.
Она встала, отправилась в душ и некоторое время стояла под теплыми струями, просто так. Просыпалась…
Почему-то она снова вспомнила Женю, и Женя с утра мирно валялась в джакузи. Не стояла под банальным душем, а наслаждалась жизнью в шикарной ванне. А потом она будет два часа пить кофе и думать, чем ей заняться. «Может, она от безделья рехнулась, — с ненавистью подумала Лиза. — И убивает всех от нечего делать…»
Она влезла в свой строгий костюм, быстро выпила растворимую гадость под именем «Нескафе», чмокнула мать в щеку и вылетела на улицу.
Настроение у нее стало немного лучше, она даже простила природе серость и слякоть, более подходящие ранней весне, чем зиме.
«Чего я к ней привязалась, к этой Евгении Лесковой? — подумала она. — Она мне ничего не сделала… Каждый, в конце концов, живет так, как ему предначертано судьбой. Она никому не мешает. Может быть, Каток и прав. Я ей просто завидую. А зависть — гаденькое чувство. С завистью надо бороться».
Она с трудом влезла в переполненный автобус, но даже это не смогло испортить ее настроения.
Лиза сама удивилась тому, что где-то глубоко в груди поселилось ни с того ни с сего радостное предчувствие, маленькая птица с радужными крылышками. Что-то должно сегодня случиться. Что-то хорошее. Она тихо рассмеялась — как в юности, когда и такого вот предчувствия хватало для того, чтобы чувствовать себя бесконечно счастливой.
— И пусть себе лежит в своей джакузи с чашечкой кофе и размышлениями, чем ей сегодня себя занять, — пробормотала Лиза, пытаясь справиться с глупой улыбкой, — мне это совершенно не мешает.
Словно в ответ водитель автобуса включил радио.
— «Вот так мое пытают сердце, воспламеняют нежным взглядом…»
От старой песенки Лизе стало совсем хорошо.
Она вышла из автобуса и направилась вниз по улице, удивляясь тому факту, что даже гололед не может испортить ей сегодня настроения.
И самое загадочное — откуда оно все-таки взялось, и почему, и что это за предчувствие?
Будильник прозвонил в восемь утра. Бессонная ночь сказалась на Жене. Голова болела, веки опухли, точно она сутки плакала, лицо было белым.
— Ну и рожа у тебя, Шарапов, — проговорила Люська, такая же бледная, с растрепанными волосами. — Душ я принимаю первая.
У Жени не было сил сопротивляться. Она кивнула и пошла на кухню. Чайник засвистел сразу.
— Я его только что вскипятила! — крикнула из ванной Люська.
Ольги уже не было. Это было странно — Женя хорошо знала подругу. Та и в хорошие времена не вставала раньше девяти. «Красивая девушка, — любила говорить она, — должна много спать и много есть. Цитата. «Корабли в Лиссе», Александр Степанович Грин». Что же сейчас заставило «красивую девушку» нарушить незыблемое правило?
— Люсь, где Ольга?
— Слушай, я ничего не слышу…
— Где Ольга? — повторила Женя громче.
— Не слышу…
Ладно, махнула рукой Женя. В конце концов, чем скорее Люсинда покинет душ, тем быстрее прояснит ситуацию. И тем скорее Женя сможет сама проснуться…
У нее была совершенно невыносимая привычка — пить кофе она могла только после обряда умывания. Только после душа. До этого кофе казался ей отвратительным и никакого удовольствия не приносил.