Мы просмотрели слишком много фильмов, в которых некто именует себя «вашим самым страшным кошмаром». Вот с чего все началось. Когда одна и та же фраза произносится одним и тем же тоном в тысячный раз, мы смотрим друг на друга и начинаем хихикать.
— Здрасти, — говорю я, не прекращая хихикать, и протягиваю ей руку. — Позвольте представиться. Я — ваш кошмар.
— Ты мой самый страшный кошмар? — тихо спрашивает Исузу.
— Почему бы и нет?
— Приятно познакомиться.
— Уверен, мне тоже.
После чего снова раздается хихиканье. Так родилась наша собственная шутка.
— Привет. Это я. Ваш самый страшный кошмар. Я дома.
Так я представляюсь, когда возвращаюсь домой — с работы, со свидания, без разницы. И Исузу бросается ко мне, где бы она ни находилась, быстро обнимает меня, а потом начинает рассказывать обо всех событиях, которые имели место в течение дня. О мухе, которую она преследовала по всей квартире больше часа; о том, чем теперь занимается Бобби Литтл в своей комнате; насколько она продвинулась в прочтении «Encyclopedia Vampirica».
Вот как это работало — вплоть до того момента, как перестало работать.
Входная дверь и окна — вот о чем я всегда беспокоился. Их так легко выломать, так просто разбить. Еще я беспокоился по поводу всего, что может пролезть в образовавшиеся отверстия и представлял, как однажды ночью приду в дом к осколкам и обломкам — но никогда не предполагал, что самый большой кошмар нашей жизни окажется тонким, как провод. Крошечным, как электрон. Неприкосновенным, как одиночество.
Я должен был почуять неладное, когда Исузу перестала жаловаться на то, что я встречаюсь с Роз и оставляю ее в одиночестве на всю ночь. Я должен был понять это, когда она радостно встречала меня у двери, выражала надежду, что я хорошо проведу время, уверяла, что она сама тоже, прекрасно… — Прекрасно! — проведет время, будучи предоставлена самой себе. «Я читаю».
Вот ответ, который я услышал, когда спросил ее, чем она занимается в мое отсутствие. И это точно не ложь. Это просто часть правды. Чтение — это только одна часть, а другая часть — создание того, что можно читать. Еще были цифровые снимки, а следом за ними «живое» видео — и ничто из этого не было перечислено в ответе, который мне дали.
Возможно, это просто «зуб за зуб». Я лгал ей о Роз, и она отплатила мне тем же.
Какая же она запутанная — эта Всемирная Паутина, которая оплетает всех и вся.
Заимствованные цифровые снимки. Аватары. Кибермаски. Идея одна: просто много-много пикселей, накрученных вокруг анимационной структуры, созданной для того, чтобы сделать правдоподобной любую ложь, любую личину онлайн, под которой вы скрываетесь. Вы хотите стать выше? Никаких проблем. Более загорелым, более обаятельным? Хотите смазливую мордашку, белокурые локоны, большие сиськи, похотливый взгляд? Возможно, вы всегда представляли себя таким. Вперед. Обо всем можно договориться. Все абсолютно доступно, и ничто не является тем, чем кажется. В итоге однажды ночью, в Загробной Жизни Онлайн, вы сталкиваетесь с неким Rex260, который оказывается немецкий овчаркой, занимающейся веб-серфингом и безупречно переведенной в цифровую форму..
«Вы это серьезно?» — печатаете вы, и Rex отвечает:
«Я — метафора».
«Что-то вроде насекомого у Кафки?» — печатаете вы, и Rex отвечает:
«Гав!»
Само собой, можно изменить свой возраст.
Вы не обязаны быть старым хрычом или молоденьким карапузиком. То есть обязаны где угодно, но только не в киберпространстве. Можно изменить свой возраст, чтобы поразмышлять о том, насколько вы молоды — в глубине души. Можно изменить возраст, чтобы казаться более зрелым, чем вы есть. Можно даже изменить возраст, чтобы соответствовать тому, чем вы хотите быть там — чего бы вы ни искали там, под всеми этими киберскалами, во всех этих темных, безымянных закоулках.
Черт возьми, изменить свой возраст столь же легко, как запачканную кровью рубашку.
— Привет, — произношу я. — Это я. Твой самый страшный кошмар. Я дома.
Ничего.
— Привет, — повторяю я, но мне отвечает лишь эхо.
Возможно, она прикорнула, думаю я. Или спряталась, чтобы разыграть меня, или сидит в ванной, или настолько захвачена тем, что в последнее время называет «чтением», что ничего не слышит. Но когда я взываю к ней во второй раз, то понимаю, что это не то, не другое и не третье.
Есть такая тишина, которая говорит вам: «Все ушли». Вы узнаете ее, потому что не слышали слишком долго. Я слышал эту тишину, такую громкую, как раз перед тем, как в первый раз привел домой Исузу. И вот снова. И еще я точно знаю: кошмар, который только что вошел в мою дверь — мой собственный.
Я начинаю поиск улик.
Никакого битого стекла, никаких признаков взлома. Кровь есть, я уверен, но ничего такого, чего нельзя объяснить доказательством моей неряшливости. Кольца на журнальном столике, несколько капель на кухне — но никаких Роршаховых пятен на стенах, никаких мокрых звездочек, отсылающих к чуть большему, чем обычно, беспорядку, который так и ждет, чтобы вы на него наткнулись.
И ее кровать заправлена.
Это первый дурной знак. Последний случай, когда кровать была вот так же заправлена, имел место несколько лет назад — когда моя девочка решила выследить убийц своей матери.
Подушка взбита. Поверх подушки — стеганое ватное одеяло, поверх одеяла — покрывало.
Это просто кровать.
Просто заправленная кровать.
Но почему она выглядит так мрачно?
Я обыскиваю ее стол, ее гардероб, ящики с носками и нижним бельем. Я шарю под этой опрятной кроватью, похожей на гроб. Я не знаю, что ищу, но продолжаю искать, хотя не нахожу ничего особенно неуместного, или таинственно исчезнувшего, или безумно полезного.
Именно во время обследования ящика стола я задеваю компьютер и замечаю, что он еще не остыл. По крайней мере, он теплее, чем я сам и остальная часть комнаты. Я шевелю мышкой, и на экране расцветает картинка — логотип «AOL», [100] все еще затемненный после недавнего использования. Я пытаюсь войти, но не знаю пароль. Конечно, мне не нужен пароль, чтобы войти в ее картотеку недавно использованных ссылок, которая остается доступной для работы в автономном режиме. Двойной «клик» — и я уже просматриваю список отправленных электронных писем, потом полученных, потом то, что автоматически сохранилось на жестких дисках. Здесь много порно-спама — дело печальное, но неизбежное, если вы проводите какое-то время в чате — а Исузу, похоже, именно этим и занималась.