Она снова улыбается, на этот раз немного больше показывая клыки.
— Не желаете присоединиться к нам, Марти? — спрашивает она, уже вручая мне пустую чашку.
История отношений Твит и Исузу — это целиком и полностью история в электронных письмах. И если я позволил бы себе роскошь перечитать ее перед тем, как бросился в ночь с сердцем, стучащим в горле и топором, запертым в багажнике… Все началось с одного допущения, которое мне пришлось делать. Ложь была обоюдной, с использованием возможностей цифровой техники. Исузу начала с того, что выдала себя за вампира мужского пола, которому намного больше лет, чем ей самой, с физиономией, по которой можно дать примерно двадцать один год, и с биографией, подозрительно напоминающей мою. В свою очередь Твит почти не изменила свою внешность — разве что у ее электронной ипостаси не было клыков, а глаза снова стали человеческими.
Подобно многим скороспелкам, Твит изображала в сети ребенка-смертного, который ищет взрослого вампира, «питающего склонность к нежному мясу». Не все скороспелки стали скороспелками, чтобы избежать смерти в раннем возрасте, некоторые превратились в Питеров Пенов, чтобы служить сексуальными игрушками для вампиров-педофилов. Кстати, вот еще одна тема, на которую я не говорил с отцом Джеком. Он такого не делал. Вот в чем вся соль.
Между прочим, Твит не была сексуальной игрушкой. Она была кармической расплатой для тех, кто их производил. Эти понятия так близки, что просвет между ними еле виден. Видите ли, после всех этих великих перемен карта перевернулась и для педофилов, преследующих невинность онлайн. Теперь преследователи стали преследуемыми: одних преследуют их бывшие жертвы, других — самые обычные озабоченные скороспелки, отчаянно нуждающиеся в том, чтобы быть нужными. Такой была история Твит, и это лишь один печальный случай из тысячи. Просто почитайте заголовки частных объявлений:
«Ширли Темпл ищет Кровавую Мери».
«Сосунок ищет Кровососа».
«Я: Лолита. Вы: Лестат».
Причины, которые заставили Исузу выбраться в сеть, вопиюще очевидны. Я бросил ее — в точности как щенка, которого назвал ее именем, как отца Джека. Тогда она стала мной и вышла в сеть — может быть, в поисках замены, а может быть, для того, чтобы понять, что движет Мартином, которого она знала. То, что она лепила себя по моему образу и подобию, неудивительно. У нее был лишь один безопасный способ находиться в сети — выдавать себя за вампира, и я был единственным вампиром, которого она по-настоящему хорошо знала.
Я могу только представить, как забилось ее сердечко, когда она увидела «экранное имя» Твит, которое мгновенно напомнило ей о «ферме», и когда она послала ей первое, пробное электронное послание. Игра в шарады продолжалась около недели: Исузу изображала потенциального педофила, в то время как Твит присылала ей сообщения от лица девчушки-смертной.
Тем не менее, в конце концов, обе прокололись, и доверие было завоевано. Обе признались в своем мошенничестве, после чего раскрыли друг другу отвратительную, но кристально чистую правду. Все это, разумеется, происходило в режиме онлайн, где царствует анонимность, где и ложь, и правда даются куда легче, чем при разговоре лицом к лицу. Твит признала себя скороспелкой, а Исузу сообщила свой настоящий возраст, пол и «срок хранения».
Именно Твит спросила, могут ли они стать друзьями. Исузу, к ее чести, оказалась весьма убедительной. Думаю, у них были целые сессии мгновенного обмена сообщениями, которые продолжались часами. Наверно, это напоминало расшифровку стенограммы перекрестного допроса предубежденного свидетеля. Если бы только эти сообщения сохранялись на жестком диске… Но они не сохраняются. Обе стороны поклялись говорить правду и ничего кроме правды, и я могу гордиться теми мерами предосторожности, которые Исузу приняла перед тем, как согласиться на встречу.
— Сначала я должна была прислать ей мейл с картинкой, где я стою возле рейки с делениями — чтобы показать, что я действительно меньше ростом, чем она, — рассказ Твит звучит как дача свидетельских показаний. — Потом на весах, чтобы показать, что она имеет еще и преимущество в весе. За этим последовала просьба выпить перед веб-камерой галлон крови, причем на заднем плане должен был стоять телевизор, и по телевизору должен был идти выпуск новостей. Таким образом, она могла понять, что все происходит на самом деле. И все равно… все равно… — Твит запинается. — Покажи ему, что ты мне показала.
Исузу вытаскивает тот самый хлебный нож, которым пырнула меня много лет назад. Тот нож, которым она собиралась расправиться с убийцами Клариссы. Зазубренный край все так же напоминает крыло мультяшной летучей мыши, только крылышко сделано из нержавеющей стали. Мое лицо все так же отражается в лезвии — вытянутое, точно на картине Джакометти, [104] почти неузнаваемое, — хотя самим лезвием, похоже, успели несколько раз воспользоваться.
Вероятно, это должно было вызвать у меня тревогу. Вероятно, мне стоило что-нибудь сказать. Но я устал, я чувствую облегчение, и квота паранойи, отпущенной мне на этот вечер, уже достигнута.
И потому я сохраняю спокойствие. Улыбаюсь. Кланяюсь. Оттопыриваю мизинец и осушаю свою чайную чашку.
В которой только воздух.
— Эй, Убийца, — говорит Роз, когда я одеваюсь.
Она переселилась из своей квартиры в мою — в ту, где нет Исузу. В наше сексуальное гнездышко.
— Слушаю тебя, Чертово счастье, — откликаюсь я.
У каждого должно быть нежное прозвище, верно?
Она все еще раздета и лежит в кровати на животе, ее ноги согнуты в коленях и покачиваются взад-вперед — совсем как у Исузу, когда она рисует. Я встряхиваю головой. Стираю изображение. Сходство становится опасно близким. По лицу Роз можно дать двадцать с небольшим, а в общем и целом она выглядит еще моложе. Реальный возраст Исузу — шестнадцать, и она выглядит старше своих лет. Еще несколько «тик-так», и они смогут ходить в один класс колледжа.
Роз двумя руками держит кофейную чашку. Пьет маленькими глотками. Тик-так. Я сосредотачиваюсь на чашке — это вещь, которая в настоящий момент меньше всего напоминает об Исузу.
— А знаешь ли ты, о чем я думаю? — негромко спрашивает она.
О чем она думает последние несколько лет? О замужестве. О том, чтобы стать замужней дамой. «Покуда смерть не разлучит нас».
— О чем? — спрашиваю я, затягивая ремень, прежде чем заправить рубашку.
— Я думаю…
— Вот дерьмо, — говорю я.
— Что?
Я задираю подол рубашки и демонстрирую ей свой ремень с уже застегнутой пряжкой.