Но Лоре этого не объяснить. Она не поймет этого. Не укладывается в систему представлений о жизни, и наплевать, что эти самые представления упрощены до примитивизма…
— Давай пить кофе, Лора, — устало сказал он. — А поговорить мы всегда успеем. О любви. И о том, как нам все-таки теперь быть…
Шерри торопилась. Она летела по улице, точно на крыльях. Улица уже заполнялась людьми. Раньше Шерри чувствовала себя одной из них. Такой же. Она ничем не отличалась от этих озабоченных, или веселых, или легкомысленных женщин. Она была одной из них. По сейчас Шерри была просто одной. Любимой. Любящей… Она остановилась, чтобы вслушаться в тихую радость, бьющуюся подобно птичке в ее сердце, и тихо рассмеялась. Ей вдруг захотелось остановить этих женщин и сказать им: «Послушайте! Я ведь тоже не знала, что именно со мной это произойдет. Что я окажусь перед открытой дверью. Знаете, милые мои, вы не бойтесь. Открывайте эту дверь. Там — такой свет и такие чудеса, что не пожалеете! Главное — не ошибиться. Но, я думаю, вы не сможете ошибиться». Она бы им многое сказала, да, но к чему это, если можно хотя бы попробовать согреть их замерзшие сердца своей улыбкой, вложив туда по капельке нежности, которой теперь так много в ее сердце?
Она дарила им эти капельки, и некоторые улыбались ей в ответ, а некоторые почему-то хмурились озабоченно или смотрели на нее недоуменно…
Перед дверью в бравинский подъезд Шерри остановилась — ей стало немного страшно и почему-то ужасно противно. Она вспомнила, какой была с Бравиным. А вдруг он сможет ее убедить и она согласится с ним, снова станет той, прежней, глупой и пустой Шерри, ничего не знающей о Волке? Но разве это теперь возможно?
Дверь стояла перед ней, закрытая и массивная, и надо было войти. Иначе, если Шерри не переступит через эту змею, она не будет свободной.
— В конце концов, это надо будет когда-нибудь сделать, — сказала она себе.
И тут же подумала, что можно было прийти сюда с Тоней. И с Тониным Димой. Только не с Андреем. Вот с ним она никогда не согласилась бы посетить место ее обитания. Вдруг он, увидев Бравина и поняв, что Шерри тут была другой, разлюбит ее?
Да и какая глупость ей пришла в голову! Тащить сюда Тоню и Диму… Как будто она боится. А она совсем не боится. Нисколечки. Ни капельки.
Она набрала комбинацию цифр на кодовом замке. Дверь открылась, простонав.
— Ну вот, и все дела, — рассмеялась Шерри. — Дверь я открыла, вот вам всем…
И она уверенно и легко зашагала вверх по ступенькам.
«Все будет нормально».
Она же не говорит — хорошо. Просто будет как было. Ничего не изменится… Но — там, внутри, кто-то сказал Лоре, усмехаясь: ничего не будет нормально, детка, и ты это знаешь. Ничего не будет как прежде.
Лора остановилась, пытаясь заставить голос замолчать. Все будет как прежде. Она повторила это уверенным голосом. Анька, уныло ковырявшая вилкой омлет, подняла на нее удивленные и испуганные глаза.
— Ешь, мы опаздываем…
Получилось грубее, чем ей хотелось бы. Она попыталась смягчить интонации улыбкой.
— Ешь, а то мы не успеем, — повторила она.
Анька послушалась, но сейчас Лоре показалось, что в этой покорности все равно содержится вызов. Анька ведь — папина дочь. Он ее не бросит, подумала она. Никакая на свете женщина не сможет заставить его бросить Аньку. Никакая — даже самая великая любовь…
Ей стало легче от этих мыслей, но лишь чуть-чуть — все равно ее одолевало беспокойство. Где он сейчас? Уехал на студию, как сказал, или… Лора, которая сама столько раз лгала, теперь чувствовала себя униженной, когда лгали ей. Теперь она будет всегда видеть рядом с ним ту, другую… Зачем он ей это сказал?
Внутренняя истерика снова усилилась.
— Да быстрее же, — сорвалась она на Аньку. — Что ты ковыряешься? Мы опоздаем!
Анька втянула голову в плечи, испуганно, и тут же встала, засеменила в свою комнату. Лора почувствовала острую жалость к ней — она-то была тут ни при чем…
Всю дорогу Лора молчала, до самой школы, и только там позволила себе нежность по отношению к дочери — обняла ее, поцеловала и сказала:
— Я заеду за тобой…
Анька кивнула, равнодушно и покорно, и, пока она шла по дорожке, пока не скрылась за тяжелой школьной дверью, Лора стояла у машины, провожая взглядом ее фигурку. «Даже ребенок от нас устал», — подумала она.
Как же им теперь быть?
Она чуть не выкрикнула это, выплеснув вместе с криком и обиду за происшедшее с ней. Мимо шли спокойные люди, их существование в этом мире было тихим, незыблемым, неизменным. И только ее, Лорина, жизнь в данный момент катилась ко всем чертям, и никого это не волновало.
Лоре даже поговорить не с кем было.
Только Дима. Только Верочка Анатольевна. С Димой говорить на эту тему глупо, и вообще надо с этим завязывать. Хотя бы на время.
Она подумала и достала мобильник. Диме она все объяснит, он поймет. Потом, позже.
Она набрала номер Веры Анатольевны.
В конце концов, она мудрая женщина, она посоветует ей, что делать…
«Да брось, Лора… Что она тебе посоветует? Она же не ЛЮБИТ тебя. Тебя вообще никто не любит. Даже Анька…»
Эти слова обожгли, Лоре стало жарко — кровь прилила к ее щекам — и нестерпимо стыдно.
Она даже остановилась. В глазах потемнело, она мотнула головой, стараясь прогнать ощущения стыда и боли, и пробормотала:
— Тоже мне новости в цветоводстве… Я это знаю давно. Я живу с этим.
И почему ей вдруг именно сейчас стало вот так невыносимо это осознавать?
Рука потянулась к сигарете. Пустая пачка… Лора забыла, что сигареты надо купить. Лора вообще сегодня про многое забыла. И про то, что она есть в пространстве, — почти забыла…
Она вышла и направилась к киоску, на котором сверкала гордая надпись «Эксклюзив Мальборо лайт».
Мысли продолжали вертеться вокруг Андрея — «черт бы побрал его, и его шлюху, и все, с ними связанное», — и Лору даже поташнивало от этого кружения. Она даже не сразу среагировала, когда перед ней выросла чья-то тень.
— Здравствуй, — сказали ей, и Лора вздрогнула.
— Ты… следишь за мной? — выдавила она улыбку, хотя ей почему-то стало страшно. Потому что — и на самом деле эта его способность появляться рядом с Лорой в самых неожиданных местах начинала ее настораживать.
Он усмехнулся — одними губами, как умел только он, оставив глаза холодными и равнодушными. Его лицо ничего не выражает — как маска, снова подумала Лора. И если подумать, он похож на идиота. И может быть, он и есть идиот. Он ведь не говорит — действует. От воспоминаний о «действиях» ее снова бросило в жар, и он заметил это — усмехнулся, продолжая молча смотреть на нее.
В этой своей дурацкой кепке.