Глаза графа во мраке конюшни светились, как темный янтарь.
Эркюль навалился на брус, ограждающий стойло.
— Я кучер. Этого ведь не спрячешь в карман.
— Мы вас загримируем, — сказал Сен-Жермен. Он изучал Эркюля, пытаясь понять, можно ли на него положиться.
— А если меня раскроют? — голос кучера дрогнул.
Сен-Жермен покачал головой.
— Вряд ли. Впрочем, даже если вас и узнают, делу это не повредит.
— Граф! — воскликнул Эркюль и умолк.
— Что? — спросил Сен-Жермен. — Вас что-то волнует? Лучше скажите об этом сейчас. Я не могу рисковать. Расставим все точки.
— Граф, — Эркюлю было тяжело говорить, страх удавкой стянул его горло. — Что, если Сен-Себастьян… ну, это… заявит права на меня? Я ведь служил у него, вдруг он захочет… ну… чтобы я возвратился.
Сен-Жермен холодно улыбнулся.
— Пусть попытается. Он останется с носом. Спросите у Роджера, можно ли мне доверять?
— Он ваш слуга, он скажет, что вы велите, — возразил Эркюль. Смятение его нарастало.
— Плохо же вы его знаете. Роджер не лжет.
Сен-Жермен наклонился, придвинув к калеке лицо.
— Вы ведь хотите отомстить своему бывшему господину?
— Святые видят!
Кучер оттолкнулся от бруса и ухватился за костыли.
— Но вы колеблетесь, — мягко сказал Сен-Жермен. — Почему?
— Я… — скривился Эркюль, избегая смотреть графу в глаза, — я боюсь. Если что-то у вас не заладится, страшно помыслить, что станется с нами. Сен-Себастьян убьет и меня, и вас.
— Он ничего не сделает ни вам, ни мне, — сказал Сен-Жермен тоном, не допускающим возражений. Странно было слышать эти решительные слова от невысокого человека в черном атласе, с бриллиантовыми пряжками на туфлях. — Возможно, он попытается. Но у него не получится. Так обстоят дела.
— Откуда такая уверенность? — хмыкнул Эркюль.
— Я знаю его, — сказал Сен-Жермен, надеясь, что действительно знает. Указав на окошко, багровое от закатных лучей, он совсем другим тоном добавил: — Ладно, вам пора ужинать. Разговор окончен. Ступайте.
Сказано это было с легким оттенком пренебрежения.
Эркюль был голоден, но не сдвинулся с места.
— Что мне перво-наперво предстоит?
— Ужин, — уронил Сен-Жермен, всем своим видом показывая, что говорить больше не хочет.
— Нет, я о другом, — Эркюль поднял голову. — Скажите, что надо делать?
Сен-Жермен искоса глянул на кучера и кивнул. В нагрудных его кружевах коротко вспыхнул рубин.
— Этой, а может быть, завтрашней ночью необходимо вывезти кое-кого из Парижа. Справитесь, поговорим о другом. Вот все, что вам следует знать. Ради вашего же спокойствия.
— Поездка ударит по Сен-Себастьяну? — спросил с загоревшимся взором Эркюль.
— Да.
— Я это сделаю, — заявил кучер.
— И вы согласитесь понаблюдать за кем я скажу?
— Да, — кивнул Эркюль, подбираясь на костылях, чтобы встать поровнее. — Отдам все силы, не сомневайтесь во мне, господин.
— Вам понадобятся только глаза, — счел нужным уточнить Сен-Жермен. — И смекалка.
Эркюль приосанился. Взгляд его выражал отчаянную решимость.
— А потом? Что будет потом?
Сен-Жермен медленно покачал головой.
— Хотел бы я знать, но пока что не знаю. — Он все глядел на багрянец окна. — Возможно, нам предстоит большое сражение, а возможно, и нет. В любом случае Сен-Себастьян должен быть посрамлен.
Сен-Жермен умолк и посмотрел на Эркюля.
— Ибо он — исчадие ада.
— Да, — кашлянул кучер. Он все уже понял и просто ждал, когда господин договорит.
— Надеюсь, когда каша заварится, ваша помощь уже не понадобится, — бодро сказал Сен-Жермен, но в голосе его сквозило сомнение. — Однако всегда ведь лучше готовиться к худшему, разве не так?
— Надо проверить лошадей и карету, — сказал Эркюль, продвигаясь к воротам и стараясь не зацепить собеседника. Его костыли заскрипели.
— Вам не обязательно заниматься этим, — мягко сказал граф. — Скажите Роджеру.
— Будет надежнее, если я все-таки их осмотрю, — ответил Эркюль. Он вдруг обернулся. — Вы только позвольте мне двинуть его, хотя бы разок! Только позвольте — и я ваш навеки!
Затем кучер поворотился и, стуча костылями, ушел. Сен-Жермен погрузился в задумчивость. Решения, которые ему предстояло принять, требовали непростых размышлений.
* * *
Записка Люсьен де Кресси, отобранная ее мужем у горничной.
Дорогая Клодия!
Когда-то ты обмолвилась, что дашь мне приют, если дела мои пойдут уж совсем скверно. В тот момент я не очень серьезно отнеслась к твоим великодушным словам, за что приношу нижайшие извинения, присовокупляя к ним свои нынешние мольбы о поддержке, в каковой я сейчас остро нуждаюсь. Если твое отношение ко мне неизменно и ты по-прежнему готова меня принять, черкни мне пару слов — и передай со служанкой. Я должна знать, на каком я свете. Муж никого не пускает ко мне и отбирает все письма.
Клодия, я в полном отчаянии! Я прошла через ад, познав и бесчестие, и унижение. Никакими словами не выразить то, что мне довелось испытать. Вся душа моя забросана грязью.
Умоляю снова и снова — о, не покинь! Во имя нашего Господа, помоги мне.
Люсьен
— О чем призадумались, Сен-Жермен? — спросил Жуанпор, на мгновение отрываясь от карт. — Вы играете или нет?
— Что? — слегка озадаченно откликнулся граф. — Ах, игра. Нет, пожалуй, я выйду.
Он бросил карты на стол рубашками вниз. Игроки несколько долгих секунд их изучали. Потом Жуанпор заметил:
— И где же здесь здравый смысл? Зачем выходить из игры, когда на кону пять тысяч? Ведь все было бы ваше.
Сен-Жермен одарил его любезной улыбкой.
— Потому-то и выхожу. Когда на руках верный выигрыш, пропадает азарт.
Он отодвинулся от стола вместе со стулом и встал.
— Продолжайте без меня, господа. Я поищу утешения в обеденном зале.
— Но вы никогда не едите, граф, — поддел его Жуанпор.
Он окинул взглядом соседей по столу и встретил понимающие ухмылки.
— Совершенно верно, Жуанпор, я никогда не ем прилюдно. Но главное в застолье — беседа. А если к тому же там обнаружится хотя бы пара дворян, равнодушных как к вину, так и к азартной игре, я буду вполне утешен.