Инспектор шел по Фенчерч-стрит, с каждым шагом приближаясь к сердцу Уайтчепела, самого отвратительного места на земле. За тридцать лет службы в Скотленд-Ярде инспектору довелось повидать худших представителей рода человеческого. В россказни о рае и преисподней, внушенные ему в детстве, он больше не верил. Ему открылся ад на земле, и это был Уайтчепел, один из беднейших районов лондонского Ист-Энда. Всевозможное отребье стекалось сюда в надежде найти работу на фабриках, но соискателей всегда оказывалось больше, чем свободных мест. Итог — крайняя нищета и перенаселенность. Повсюду в Уайтчепеле чувствовался особый запах, вобравший в себя вонь экскрементов, отбросов и гнили.
Шагая по Коммершл-стрит, Котфорд задержал дыхание, чтобы уберечь свой нос от невыносимого зловония. Час был ранний, только-только начало светать; водозозы и торговцы фруктами и молоком уже потянулись в сторону Ковент-Гардена. Мимо инспектора прогромыхала тележка замочного мастера. Котфорд пробирался вперед, старательно не замечая горбушек — старух, которых порок и нужда привели на самое дно человеческого убожества. Просить подаяние у них уже не хватало сил. Вместо этого они сбивались в кучки, чтобы согреться, и ждали, пока голод не положит конец их жалкому существованию.
Ни свет ни заря Котфорду позвонил старший суперинтендант и «попросил» как можно быстрее разобраться в обстоятельствах гибели некоего бродяги, незадолго до этого скончавшегося в Париже. Инспектор уже переговорил с лейтенантом Журданом, офицером, которому было поручено дело, хотя и не видел в расследовании особого смысла. За день в Лондоне под колесами экипажей гибнет не меньше дюжины таких же проходимцев, лишившихся ума от беспросветной нищеты. Котфорду осталось только сделать вывод, что в Париже статистика та же самая.
Однако Журдан усмотрел в этом деле нечто более значимое. Жертва имела при себе посеребренную шпагу; кроме того, согласно гражданским архивам, когда-то покойный получал от правительства Франции гранты на научные разработки. В отличие от Столичной полиции в Лондоне парижская Surete Nationale [31] подчинялась не муниципалитету, а напрямую правительству страны, поэтому в дирекции хотели удостовериться, что в смерти Джека Сьюарда не было криминальной подоплеки.
Слушая Журдана, стрекочущего на ломаном английском, Котфорд закатил глаза. Лейтенант намекнул на существование некоего таинственного заговора, а когда лондонский коллега с презрением отмел его гипотезу, стал грозиться, что инспектору это еще выйдет боком.
Наконец Котфорд подошел к жилому дому на Уэнтуорт- стрит, где сдавали внаем комнаты; напротив располагался огромный товарный склад. Прежде чем зайти в обветшалое здание, инспектор сделал порядочный глоток из серебряной фляжки, чтобы согреться.
Поступая на службу в Скотленд-Ярд, Котфорд воображал себя эдаким ирландским бладхаундом, ищейкой. В последние годы, однако, напрашивалось более скромное сравнение — с ретривером. К этому возрасту он рассчитывал дослужиться по меньшей мере до суперинтенданта. Как-никак, он был самым молодым полисменом, произведенным в детектив-констебли — двадцать пять лет назад его заслуги лично отметил великий инспектор Фредерик Эбберлайн. Однако Котфорд и поныне оставался на должности инспектора, прозябая все в том же полицейском дивизионе Н, за которым был закреплен Уайтчепел. Вместо того чтобы сидеть в уютном, просторном кабинете в здании Нового Скотленд-Ярда, выстроенном мистером Норманом Шоу, он собирал факты для никому не нужных дел, которые никогда не будут раскрыты.
Квартира на верхнем этаже встретила инспектора застарелым смрадом. Электрическое освещение отсутствовало, окна были изнутри заколочены досками. Котфорд достал из пальто фонарик. Прорезав запыленную пустоту, желтый луч высветил книги, беспорядочно разбросанные по комнате. Инспектор взглянул на их названия: сплошь оккультная тематика. С потолка свисали экзотические безделушки и символы всевозможных религий. По краю зеркала были налеплены пожелтевшие вырезки из лондонских газет; некоторые настолько выцвели, что Котфорд не смог бы ничего разобрать без очков для чтения. Угодив под луч фонарика, в темноту юркнуло довольно крупное насекомое.
Через несколько минут прибыл сержант Ли с двумя констеблями, чтобы приготовить необходимые улики для отправки в Surete Nationale.
— Дьявол меня разбери, — пробормотал Ли, окинув каморку взглядом. Котфорд не понял, относилась ли эта реплика к плачевному состоянию квартиры или к размаху предстоящей работы. Из-за своего необычайно высокого роста Ли то и дело задевал головой какие-нибудь безделушки, отчего те позвякивали недоброй пародией на рождественские колокольчики.
Котфорд в глазах сержанта Ли представал едва ли не героем, так как работал в свое время над самым знаменитым делом в истории Скотленд-Ярда. Шумиха в прессе, сопутствовавшая этому делу, принесла некоторую известность и Котфорду. К несчастью, поскольку раскрыть его так и не удалось, оно же стало и самым крупным провалом инспектора, подмочив ему репутацию и среди коллег, и в глазах публики. Поэтому восхищение, с которым относился к нему Ли, он считал незаслуженным. Сержант внушал ему большие надежды; Котфорд чаял, что этот человек добьется успехов, миновавших его самого. В отличие от него у Ли была семья; больше инспектор о личной жизни подчиненного почти ничего не знал, и это его вполне устраивало.
Луч фонарика блуждал по стенам, вместо обоев заклеенным страницами из Библии. Заметив в дальнем углу что-то красное, Котфорд подошел поближе. На стене были начертаны — видимо, кровью — корявые буквы: «VIVUS EST». [32]
— Бедняга совсем из ума выжил, — сказал Ли, потрясенно качая головой. — Что это означает?
— Не уверен, приятель, — ответил Котфорд. — По-моему, это латынь.
Инспектор взял один из дневников в кожаном переплете, сдул с него пыль и раскрыл. Из-под обложки выпала фотография. Пока Котфорд перелистывал страницы, исписанные неровным почерком, Ли поднял снимок с пола и показал инспектору надпись на обороте: «С любовью, Люси Вестенра, июнь 1887 г.». Котфорд покачал головой. Ничего интересного. Ли бросил фотографию в коробку, которую один из констеблей приготовил для документов.
Котфорд захлопнул дневник и уже хотел отправить его вслед за снимком, как вдруг что-то знакомое всколыхнулось в его памяти. Нет, того, что он заметил краем глаза, просто не могло быть на этих страницах. Похоже, из-за внеочередного визита в Уайтчепел рассудок выкидывает над ним шутки.
— Что такое, сэр? — поинтересовался Ли.
Котфорд снова открыл дневник, нашел нужную страницу и перечитал запомнившийся абзац. Да, все как есть — черным по белому. Неужели это правда? Он постучал пальцем по бумаге и, не глядя на страницу, процитировал слова, намертво отпечатавшиеся в его памяти: «Профессор взял хирургическую пилу и принялся отпиливать конечности Люси».