– Да у них философия-то странная, сектантская! – возмутился Саргасов. – Я вижу мир в разрезе! Как есть, так и вижу! Что это за херня?
– Может быть, и не херня, – спокойно возразил Сева. – Во всяком случае, обратного никто еще не доказал.
– Что ты имеешь в виду?
– Многие философы и ученые, причем не голимые мистики, а серьезные двигатели науки, считают, что три известных нам измерения не описывают мир в достаточной мере. Выглядит это так. Точка, например, это разрез линии. Линия – разрез плоскости. Плоскость – разрез трехмерного тела. Следовательно, трехмерное тело может быть разрезом четырехмерного тела. То есть тот трехмерный мир, который мы видим, вроде как лишь разрез чего-то значительно более грандиозного.
– И увидеть этот мир можно только с закрытыми глазами? – подытожил Саргасов.
– Ну да. Глаза только мешают. Дорога в высший мир находится где-то в нашем сознании. Впрочем, без подготовки все равно не поймешь, что увидел, – усмехнулся Сева. – Так что интересные ребята засели в «Тессеракте». Вдруг они и вправду чего-нибудь увидели?
– Или начитались книжек и теперь производят впечатление. Иначе зачем они тратят на меня время?
– Может, ты им зачем-то нужен?
– Не знаю.
– Только не вздумай лезть туда еще. По крайней мере пока не поймешь, как тебя вычисляют.
– Слушай, Угрюмый, а ты с картами Таро не знаком? В частности, Таро Тота.
– Нет, а что?
Саргасов рассказал историю загадочных посланий.
– Мне кажется, за картами какой-то смысл, – добавил он и усмехнулся. – Но без литра водки тут не разобраться.
– Интересно. Надо будет покопаться в инете.
Они уже дошли до конца аллеи, проходящей вдоль пруда, и повернули обратно. На большой город опускались сумерки. Мир казался вполне реальным. На редких скамейках, разбросанных по парку, сидели влюбленные парочки. Группа молодежи, стащив несколько скамеек в кучу, устроила сабантуй с пивом. В толпе раздавались крики и громкий хохот на фоне гитарного дребезга. По примыкающей дорожке шла девушка с крупной собакой. Саргасов высчитал, что, судя по скорости движения, они встретятся как раз на перекрестке. Когда подошли совсем близко, он охнул:
– Маша!
Угрюмов теперь тоже обратил на нее внимание.
– Привет! – ослепительно улыбаясь, сказала Маша и скомандовала собаке: – Фантом, рядом!
Под ее левой рукой грозно сопело черное с подпалинами чудовище. Огромного размера пес не сводил с приятелей взгляда колючих глаз. На правой руке привычно натянутый на ладонь рукав.
– Привет, – поздоровались они. – Хороший фантом! – тихо добавил Угрюмов. – А где намордник?
– Зачем намордник, он же гуляет! – возразила девушка со смехом. – Вот надень на себя противогаз и подыши свежим воздухом. Понравится?
– Так ведь собака-убийца.
– Нет, это сказки. Ротвейлер – пастушья собака. Их вывели в Германии и использовали для охраны овец от волков. Они очень выносливые, идеальные охранники. Сами никогда не нападают. Если, конечно, их не научили это делать.
– В газетах постоянно пишут, как они грызут мирных граждан.
– Этому есть объяснение. Их ведь недавно начали ввозить в страну. В восьмидесятые. Ввозили тех, что подешевле. А в Европе на выставках породистых собак отбраковывают по злому взгляду. Вот и навезли эмоционально неустойчивых. А мой добрый. В обиду не даст и других зря не тронет.
– Это нормальный рост для ротвейлера. Мелкие – нечистокровные.
Они пошли вместе. Сева предпочел идти с краю на почтительном расстоянии от «пастушьей» собачки.
– Маша, ты какими ветрами здесь? – поинтересовался Саргасов. – Живешь рядом?
– Нет, мы с Фантомом осваиваем разные парки Москвы. У нас познавательное хобби.
Некоторое время шли молча. Саргасов думал, как здорово было бы задружить с этой Машей. Да и она вроде неплохо к нему относится. Но как-то сложно все.
– Я вам не помешала? – она разбила затянувшееся молчание.
– Нет, что ты! – хором возразили приятели. А Саргасов схватился за первую попавшуюся тему:
– Маша, вот ты девушка умная. Скажи, глазам верить можно?
– Смотря чьим, – засмеялась Маша. – Вот Фантом, например, вчера облаял трактор. Наверное, думал, что живой.
При упоминании своей клички ротвейлер смешно напряг висячие уши.
– Вот ты уверена, что это дерево, – Саргасов показал на развесистую иву, – а не часть чего-то большого непонятного?
– Ты о многомерном пространстве?
– Ага.
– Дерево – это, конечно, дерево. Что не мешает ему быть частью невидимого нам мира.
– Хорошо, глаза – инструмент несовершенный. Давайте перейдем на идеальные понятия. Независимые от человеческих органов чувств. Например, как в математическом выражении представить пяти– или шестимерное пространство? Есть три измерения: икс, игрек и зет. Плюс четвертое – время. Куда пятое влепить?
– Ты уверен, что математика – идеальная среда?
– Ну да, – поддержал молчавший до этого Угрюмов. – Проще, а значит, и совершеннее чисел ничего не придумаешь.
– Тогда вы легко решите математическую задачку, – заявила Маша.
При этих словах Саргасов усмехнулся, а Угрюмов напрягся, вспоминая недавний опыт.
– Раз математика – идеальный инструмент, значит, теоретически вы можете разделить любой отрезок на равные части?
Приятели осторожно задумались в поисках подвоха.
– Теоретически да, – первым осмелился Сева. Математика была сферой его интересов.
– Даже если это отрезок длиной два метра, а разделить его нужно на три части?
Теперь Саргасов хихикал, а Угрюмов сопел громче идущего рядом ротвейлера.
– Без остатка?
– Конечно. Что может помешать?
– Да, – подытожил Саргасов, – человек не мог создать инструменты идеальнее самого себя.
– Математика конечных величин не может рассчитать бесконечный мир.Болтая о каких-то нереальных вещах, Саргасов уже не думал ни о таинственном «Тессеракте», ни о реальной смертельной опасности, нависшей над ним. Ему было так хорошо идти рядом с Машей, что хотелось растянуть этот теплый майский вечер, который, впрочем, и так был длиннее любого другого.
Глава 12. Отражение в собачьих глазах
Увидев мужа, Настя бросилась навстречу и уткнулась лицом, мокрым от слез, в его шею. Рукав ее блузки был порван, по плечу растянулась длинная царапина. На лбу он успел заметить ссадину.
– Боже, что я наделала! Что я наделала!
Черняк приобнял жену.