Нет.
Он был под водой. Если он сейчас выдохнет, то ему придется вдохнуть. А если вдохнет — то захлебнется!
Он должен высвободить ноги!!!
Гунтарсон вновь перегнулся пополам, обхватил руками ослабшую цепь, и потянул что было силы, спасая свою жизнь.
Болт вылетел. Одна нога бешено заплясала в воде.
Так, а теперь другую… Он ухватился за цепь, и напряг все мускулы.
Болт сидел крепко.
Он еще раз поднатужился.
Воздух вырвался из его рта огромным серебряным пузырем. Опустевшие легкие молили о новом вдохе.
Он не должен вдыхать, он не должен вдыхать! С помутившимся сознанием он снова нащупал цепь. На этот раз его хватка была гораздо слабее. Когда он судорожно потянул, цепь не подалась ни на йоту.
Вакуум в легких затуманил его разум. Рот, сердито и неохотно раскрывшись, глотнул воды.
Вода, хлынув внутрь, заставила его закашляться, и он вновь и вновь глотал ее, заполнившую ноздри, глотку, желудок… Боль, подобная сабельному удару, полоснула по глазам…
Из-за охватившего его ужаса руки не могли даже дотянуться до удерживавшего браслет болта. Вместо этого они нашарили форсунку, одну из четырех, продолжавших выбрасывать воду, и отчаянно зажали ее, перекрывая поток…
Питер Гунтарсон, прижатый к грани резервуара ладонями, лицом и плечом, с левой ногой, прикованной к полу, потерял сознание — и умер.
Первым лицом, которое появилось у загородки Эллы, когда был прорван кордон охранников, было лицо доктора Дола.
— Элла, — прошептал он сквозь цепочки. — Элла, здесь твоя мама и Фрэнк!
Стюпот с усилием поднялся на ноги. Он услышал голос Дола, но не мог отвести глаз от скрюченного под водой тела Питера Гунтарсона. Директора не собирались вытаскивать прямо сейчас. Он оставил инструкции, в соответствии с которыми к нему нельзя было прикасаться в течение двенадцати часов, чтобы совершенно удостовериться в том, что он мертв.
— Элла! — выкрикнул Дола, который теперь был уже не один — набежали репортеры.
Отовсюду неслись вопли:
— Элла, как ты думаешь, ты сможешь его спасти?
— Каково твое эмоциональное состояние в эти минуты, Элла?
— Ты чувствуешь себя уверенно?
— Ты смогла смотреть на это? Ты не думаешь, что в последние секунды он пытался освободиться? Что он передумал? Он посылал тебе какие-нибудь предсмертные сообщения?!
Элла не обращала на них внимания. Они роились вокруг, сверкая ей в лицо своими вспышками, заслоняя от нее резервуар с телом Директора.
— Элла, может ли молитва действительно побороть смерть?
— Ты уверена в успехе?
— Каково твое теперешнее состояние здоровья?
— Элла, ты больше не левитируешь — почему?!
Стюпот удивленно оглянулся. Репортер оказался прав. Элла была на земле. Она не опускалась на землю с тех пор, как они привезли ее в Синай.
— Элла, ты глядишь куда-то в пространство — скажи нам, что ты там видишь? Рай? Ты видишь рай, Элла?
— Я смотрю, как поднимается его душа, — тихо сказала Элла.
— Что?! Что ты сейчас сказала? Ты не против еще разок повторить это — для тех зрителей, которые могли не расслышать тебя?
Они теперь вцеплялись руками, как когтями, в цепочки изгороди, расшатывая их, заставляя дрожать металлические столбы. Но Элла больше не произнесла ни слова. Стюпот вскочил.
— Не могли бы вы отодвинуться? Сдайте назад, пожалуйста! Отсюда на вас страшно смотреть, я не хочу, чтобы вы пугали Эллу! — Он заметил Дола. — Заставьте этих людей освободить ей место! — велел он доктору.
— Так, господа, господа, давайте-ка немного остынем! — пронзительным высоким голосом завопил Дола. — Давайте-ка вспомним о том, что мы образуем круг. Мы все снимаем друг друга! Зрители всего мира смотрят на нас, и я думаю, что нам следовало бы произвести на них лучшее впечатление, чем сейчас! Немного дисциплины, пожалуйста! Никто ничего не потеряет, если мы просто немножечко сбавим напор. Все, пожалуйста, все-все-все, три шага назад!.. Так, и еще три! Ух, ты! Молодцы, ребята! А теперь я буду называть имена, а вы будете задавать вопросы — только по одному.
— А что, Джо, ты теперь будешь агентом Эллы?
— Ну, вообще-то нет, но кто-то же должен быть за старшего. Я агент матери Эллы, и я думаю, что первый вопрос, который нам следует задать, таков: Элла, ты хочешь, чтобы сейчас рядом оказалась твоя мама?
— Ладно, — откликнулась Элла.
— Здесь есть ключ? — прошептал Дола Стюпоту.
— Если я открою калитку, вы не войдете, — предупредил Стюпот. — И никто не войдет. Только мама Эллы. Договорились? — он дождался, пока Джульетта подойдет поближе к калитке, и повернул задвижку. Она протолкнула в образовавшуюся щель Фрэнка и протиснулась сама, прежде чем калитка снова захлопнулась.
Джульетта упала на колени рядом с дочерью.
— Ты нормально себя чувствуешь?
— Я чувствую… да. Лучше.
— Лучше — в каком смысле?
— Не знаю… Не чувствую такого давления. В голове.
— Значит, давление исчезло? Когда?
— Только что. Когда Питер… когда его душа поднялась в рай. Это ведь хорошо, правда, мам?
— Ну, конечно!..
Фрэнк положил ладошку Элле на плечо.
— Он хочет, чтобы я вернула его…
— Не думаю, что тебе стоит это делать.
— Он хочет, чтобы я по-настоящему сильно за него помолилась.
— Может быть, лучше ему остаться там, где он сейчас, Элла?
— Когда мой день рождения, мам?
— Господи, Элла! Не знаю… Завтра, я так думаю… Да, завтра утром.
— А сколько мне завтра исполнится?
— Да ладно тебе, Элла, ты должна помнить такие вещи! Мне-то откуда знать? Шестнадцать… Да, точно, шестнадцать.
— Когда Питер вернется, он на мне женится.
— Элла, он не вернется!
— Он может вернуться, если я буду достаточно усердно молиться. И мы поженимся.
— Боже мой, Элла, как будто у нас и без этого мало проблем!
Дола позволил журналистам выкрикнуть пару вопросов, но, видя, что Элла их игнорирует, поднял руки, успокаивая толпу. Большинство микрофонов тянулись вперед, чтобы разобрать разговор девушки с матерью.
— Элла, хочешь, уедем отсюда?
— Нет. Я здесь живу. И здесь Питер.
— Ну, он не совсем здесь… Питер теперь… на небесах. Или еще где-то.
— Я собираюсь вернуть его.