— Ну? Что вы теперь скажете?
— Что я теперь скажу? А что я могу на все это сказать? — ответил я наконец, чувствуя себя не на шутку раздраженным. — Сара, вы нравитесь мне. За то очень короткое время, что мы знакомы, я пришел к выводу, что вы мне очень нравитесь... настолько, что мне по-настоящему тяжело видеть, как вам морочат голову, или, если уж на то пошло, как вы морочите голову самой себе. Как я полагаю, вы на сто процентов говорили серьезно, рассказывая мне все это, значит кто-то разыгрывает вас, смеется над вами. Бог ты мой, да те теории, которые вы проповедуете, совершенно нелепы! Русалки, разумные человекоподобные амфибии, подводные города и храмы древних богов, старых, как сама Земля, — это полная нелепица!
— Нелепица? — взорвалась девушка, побелев от гнева. — Позвольте объяснить вам кое-что, мистер морской биолог...
— Нет, — резко оборвал я ее, в свою очередь рассердившись. — Это вы меня послушайте. Теперь вы попросите меня поверить в летающие тарелки? Те чокнутые, которые забивают вам голову всей этой чепухой, предоставили вам хотя бы что-нибудь в доказательство своих сумасшедших идей?
— Слепец! — бросила она мне в лицо. — Полный слепец... а, возможно, еще и глухой, если этот разговор не заставил вас ни о чем задуматься.
Тут весь ее гнев как по мановению руки улетучился, и она расхохоталась:
— Да, Джон Воллистер, вы просто глупец! Вам представлялась такая возможность! Вы профессиональный морской биолог, почему вас и выбрали быть их посредником, их послом. А вы оказались способны лишь поднять на смех то, что вскоре должно было стать для вас совершенно очевидным.
— Очевидным? Я не вижу, чтобы что-то было...
— Ну, разумеется, не видите. Но сегодня вы действительно видели. Вы видели глубоководных! Вам нужны доказательства? Так чем вам это не доказательство?
Эти ее слова ввергли меня в пучину внезапных невероятных подозрений:
— Я видел их? Я видел глубоководных! Я не...
— Вы сидели с ними за одним столом!
Вместе с воспоминаниями о тех отталкивающих людях, которые на моих глазах поедали то, что показалось мне сырой рыбой, на меня мгновенно нахлынула та же дурнота, которую я испытал в яхт-клубе, так что, едва удержавшись от гримасы отвращения, я пробормотал:
— Но эти люди были совершенными дегенератами, или, по крайней мере, они показались мне такими.
— Дегенератами? — девушка, казалось, не поверила своим ушам, и когда она заговорила в следующий раз, в ее голосе кипели ненависть и гнев. — Так вы сочтете пришельца из другого мира дегенератом, потому что он другой? Значит, китаец, пигмей, эскимос для вас дегенераты? Значит, «другой» означает «дегенерат»? — Кипя гневом, она вскочила на ноги. Ее маленькие сжатые кулачки дрожали. — Из всех тупоголовых...
— Погодите минутку, — перебил я, поднимаясь и беря ее за руки. — Шутка есть шутка, но...
— Шутка! — она поперхнулась этим словом. — Здесь только одна шутка, Джон Воллистер, и эта шутка — вы! — Она вырвала у меня руки. — Что ж, вы знаете, где меня найти, когда захотите извиниться.
И с этими словами она исчезла, вылетев из моего кабинета, пробежав по лестнице и захлопнув за собой входную дверь с такой силой, что я вздрогнул. Через миг я услышал, как взревел ее мотороллер. Однако я был слишком ошеломлен, чтобы сдвинуться с места.
Наконец я решил выйти на балкон и увидел свет ее фар внизу. Стоя в тени, она надевала шлем.
— Сара, — позвал я ее. — Сара, послушайте...
— Черта с два я буду вас слушать! — закричала она в ответ. — Я не такая, как ваши англичанки, Джон Воллистер. Я не собираюсь стоять и выслушивать ваши оскорбления! Да, я другая, да — другая, слышите вы? Я дегенератка, да?
И она умчалась прочь, разрезая тьму огнем фар. Обозвав себя дураком, а Сару еще большей дурой, ведь она искренне верила во всю эту чушь, я налил себе стакан виски, потом второй, за ним третий...
Прикончив добрых полбутылки виски за неприлично короткое время, я оказался слишком пьяным для того, чтобы думать — состояние, которого я не испытывал со времен юношеских разочарований в любви. И тогда я выбросил все случившееся из головы. Я собирался решить все проблемы утром. Спотыкаясь, я закрыл окна и рухнул на кровать.
Некоторое время темнота успокаивала, потом комната начала кружиться, напомнив мне о том, сколько я выпил. К счастью, меня не тошнило, но события прошедшего дня были такими, что я вряд ли мог надеяться спокойно заснуть. Помню, что снова обозвал себя дураком, прежде чем провалиться в сон...
И, разумеется, меня посетили сновидения.
* * *
Это был тот же сон, что и в прошлый раз. Сначала тихий шум воды, постепенно превращающийся в шторм, в бурю... Ощущение бесчисленных тысячелетий, проходящих в хаосе первозданного океана; геологических эпох, сжатых в минуты; и замогильные звуки нечеловеческих молитв — голоса почитателей чудовищного культа, рокочущие на фоне неистовствующей бури. Потом меня снова подхватил бушующий прибой, швыряя, точно куклу, с одного гребня волны на другой и бешено вращая в стеклянных воронках головокружительных водоворотов.
В этот миг, точно так же, как и в прошлом моем сне неделю назад, я проснулся. Однако грохот волн и шипение летящей водяной пыли не стихали. На миг я решил, что все еще сплю; потом, выбравшись из кровати, на подкашивающихся ногах я проковылял в кабинет и уселся за стол.
Там рев бури слышался еще громче, как будто неистовствующие воды обрушивались на самое подножье утесов под домом. Я решил, что начался прилив, и море, должно быть, совершенно разбушевалось. На часах было 3:15 — совершенно неподходящий час для того, чтобы проснуться и мучиться похмельем в разгар шторма. Я проспал всего час или два.
Я неуверенно подошел к балконной двери и повернул ручку, подперев дверь плечом, чтобы бешеный ветер не распахнул ее. Но мои усилия оказались совершенно напрасными, потому что когда я аккуратно открыл дверь внутрь и вышел на балкон, рев моря стих и мгновенно прекратился вообще, и моим глазам открылся невероятно тихий пейзаж!
Я не поверил своим глазам. Близкое и одновременно далекое море, плоское и серебристое в ясном свете луны; песчаная рябь берега, уходящего вдаль под ночным небом, по которому, полупрозрачные и зловеще молчаливые, медленно плыли разорванные клочья облаков... А где же буря?
Значит, буря существовала лишь в моем воображении, эхом доносясь из закоулков моего разума в мир яви через переходную фазу между сном и бодрствованием. Я не пробудился полностью, пусть даже и встал с кровати, чтобы пойти в кабинет, и только холодный ночной воздух на балконе привел меня в чувство.
Всему виной было виски. Разумеется, одно лишь виски. Оно могло оказаться единственным разумным объяснением. Но, на фоне событий последних суток, несмотря на все рационалистические объяснения, вызванный алкоголем кошмар потряс меня до глубины души. Дрожа всем телом, я вернулся в дом и начал механически закрывать дверь, когда меня настигла ужасающая мысль. А что если какое-нибудь заболевание начиналось с этих симптомов? С безумных фантазий и галлюцинаций? С обмороков и приступов головокружения? При каких заболеваниях слух у жертвы становится настолько острым, что она в конце концов умирала или сходила с ума от воздействия воображаемых или кажущихся звуков? Или это просто какая-то теория, о которой я где-то читал или слышал? Тогда я впервые испугался.