— Я бы предпочел, чтобы он боялся моих плетей,— вздохнул Эммануэль.— Я бы очень этого хотел.
— Олег боится их, поверьте,— грустно улыбнулся Сальвиус.— Но это его не остановит, он снова попытается бежать.
* * *
Однажды зимним вечером после удачной охоты на волка Эммануэль и Алексис де Шевильер обедали у сеньора Ларви. Этот вечер надолго остался в их памяти. Во время трапезы хозяин рассказал им кое-что о браслете и о печальной участи, которая ждет их юного узника.
Вначале разговор зашел о несчастном принце Систели. Два месяца прошло с момента официального извещения о смерти наследника, после которого остров погрузился в траур. Драма, так долго будоражившая умы жителей, завершилась внезапно и трагично. Потеря была невосполнима, и вся страна искренне скорбела о принце. Но время шло. Боль утихала. Понемногу разговоры возобновились, но теперь большей частью о Регенте. Шептались, что он продал душу дьяволу. Задавались вопросами, понимает ли он, что навеки опозорил и обесчестил свой род. Если его сына Луи и раньше недолюбливали, то теперь открыто отзывались о нем непочтительно и дерзко, как о сыне убийцы. Сколько же поколений должно будет смениться, прежде чем об этом злодеянии забудут, а позорное пятно смоется с рода Регента?
— Вам известно, что один из судей Верховного Трибунала подал прошение об отставке? Не помню его имя... То ли Патье, то ли Вотье...
— Фортье? Мэтр Фортье?
— Совершенно верно. Это тот, который занимался вашим Проклятым и фальшивомонетчиками Тьярдеса. Так вот, когда объявили о смерти принца от лихорадки, то есть спустя восемь месяцев после штурма Большого монастыря, Фортье тут же отправился к Регенту, передал ему печать Трибунала, прошение об отставке и уехал в свой замок.
— Сальвиус порадуется. Он горячий почитатель мэтра,— улыбнулся Эммануэль.
Сеньор Ларви был толстеньким, улыбчивым, приятным во всех отношениях человеком, но из-за его мягкости и нерешительности оборона от варваров усложнялась в несколько раз. Однако Эммануэль был очень дружен с ним, уважая за честность и гостеприимство.
— Как вы думаете, Лувар,— спросил-вдруг сеньор Ларви.— Мы действительно не могли спасти принца? Может, все-таки можно было что-нибудь сделать, предварительно объединившись?
— Что именно мы могли сделать? Регент умен. Он ни разу не обмолвился о своих истинных-намерениях. Ко всему прочему, у него было законное право распоряжаться судьбой наследника, вплоть до того, что он мог, если бы счел нужным, силой вернуть его ко двору. Его преосвященство позволил себе пренебречь мнением Регента, благодаря своему сану. У него нет замка, который можно осадить, его владения — монастыри и леса, поэтому епископ и смог прятать наследника целых три года.
— Признайтесь честно, Лувар, если бы однажды юный принц оказался у ваших ворот, прося у вас укрытия, вы бы выдали его Регенту, как того требует закон?
— Нет,— улыбнулся Эммануэль.— Но я бы не смог спасти ему жизнь и понимал, что он обречен. После моей смерти, конечно, но обречен.
— А я бы его спас! Я бы спас его, сеньоры! — воскликнул вдруг Шевильер и тут же смущенно покраснел, так как Эммануэль и Ларви рассмеялись над его юношеской горячностью.
Затем повисла мрачная тишина. В каждом бурлила смесь гнева и стыда, как это бывает, когда речь идет о смерти ребенка, которую можно было предотвратить. Дабы разрядить атмосферу, Ларви сменил тему:
— Мне тут рассказали кое-что о вашем Проклятом... Вам известно, что до вашего узника к Зеленому браслету приговорили только четырех человек?
— Нет.
— Это так. В Тьярдесе я встречался с сэром де Миранесом, он изучает дела всех проклятых. Он мне рассказал о герцоге де Синор-Фейлесе, который умер незадолго до этого. Мира-нес уверен, что герцога убил браслет. Скажите, у вашего узника уже есть проблемы с дыханием?
-Да.
— Они будут усиливаться. По словам Миранеса, у всех осужденных наблюдались одни и те же симптомы. Он просматривал отчеты тюремщиков. Первые год или два не наблюдается ничего особенного, кроме, конечно, ужасных приступов боли. Затем припадки учащаются, несчастного начинают мучить не-прекращающаяся усталость и проблемы с дыханием. Герцог де Синор-Фейлес умер от удушья. Все осужденные, чьи бумаги просматривал Миранес, прожили с браслетом очень недолго, около четырех-пяти лет. Но ваш Проклятый еще молод. Возможно, ему удастся протянуть дольше.
Шевильер посмотрел на Эммануэля. Спокойствие сеньора показалось ему возмутительным, и он вскочил из-за стола.
— Какая муха вас укусила, мессир? — воскликнул Ларви.
— Варьельский Проклятый, о котором вы только что говорили,— мой друг. Разрешите откланяться, сеньоры,— отчеканил Алексис и быстро вышел.
— Молодежь мне иногда кажется просто сумасшедшей,— пожал плечами Ларви.— Я не завидую вам, Лувар. Иметь столько молодых вассалов... Иногда они просто неуправляемы. Но что ваш узник? Он доставляет вам много хлопот?
— Нет.
— Говорят, его отец был очень уважаемым человеком. Еще говорят, что он никогда не обращался с сыном дурно... Странная история.
Он хоть как-то пытался объяснить свой поступок?
— Ни разу,— Эммануэль вспомнил Птичий остров, смеющегося юношу с золотистыми кудрями, такого юного и такого счастливого...— Но все же наказание слишком сурово для него.
— Но преступление, Лувар! Разве есть более ужасное преступление, чем убийство собственного отца?! Проклятыми становятся только за отцеубийство и покушение на венценосную особу...
— Как интересно! Так получается, что Регент уже заслужил себе Зеленый браслет?!
— Он не убивал своего короля. Принц мог короноваться на престол только по достижении восемнадцати лет.
— Он не просто убил наследника — он втоптал в грязь честь всех нас, честь всего королевства.
— Да, я согласен с вами. И закон очень предусмотрительно на этот случай запрещает Регенту короноваться, что бы ни случилось... А такая возможность представлялась ему много раз, вы знаете. Вот только мы совсем не учли, что Регент приходится отцом ближайшему претенденту на престол.
— Вы пытаетесь усидеть на двух стульях, сеньор Ларви, и слишком пространно изъясняетесь. Что мы в действительности не учли, так это его подлость и низость.
— Вы не должны, Лувар... Вы слишком неосторожны в своих высказываниях... Если Регенту станет известно...
— Тогда ему лучше вспомнить мой девиз,— улыбнулся Эммануэль.— «Пусть приходит, если осмелится». Я буду его ждать.
* * *
Той же осенью де Лувару предстояло распутать сложное дело: два ремесленника из деревни Вуанзи обвиняли друг друга в воровстве и мошенничестве. В этой истории оказались замешаны их жены, подмастерья и несколько соседей. Дело, начавшееся с обычной ссоры, приняло серьезный оборот, поскольку пару раз уже доходило до уличных баталий. Так что, в конце концов, Эммануэль был вынужден вмешаться. Он вызвал основных зачинщиков распри. Олег, присутствовавший вечерами на допросах, увлекся этим делом и сыпал теориями и предположениями.