– Она педиатр, – механически прокомментировал Виталий.
Ксения молча спрыгнула на пол. И пожалела: надо было с верхотуры высмотреть Костю!
По залу уже пронеслось степным пожаром – из уст в уста: аргентинцу плохо, он упал, едва дойдя до двери после выступления. И вслед за этим достоверным сообщением дымом потянулось из углов: «Черная Тангера». «Но ведь он танцевал один!» «Кто знает?..»
Ксению трясло. Она стояла, озираясь в поисках Кости, и сжимала руку Виталия, ставшую неприятно, странно для такого крупного мужчины холодной. А Рогов, стоя неподвижно, вытянув шею, вглядывался в дверной проем.
На удивление быстро вернулась Таня. Она теперь тоже заметно дрожала.
Не знавшие ее деликатно молчали, а знакомые тянулись гуськом за ней вслед, но Виталий гаркнул на весь зал:
– Ну что там, что?
Татьяна ответила дрожащим голосом:
– Он умер, – и расплакалась.
Виталий шагнул вперед, привлек женщину к груди. Другая его рука осталась позади – в полном распоряжении Ксении. Но Ксения отпустила друга и пошла искать Константина. Определенность сразу привела ее в чувство. Но старого танцора было остро жаль: он умер, думая, что счастлив, но он умер совсем неправильно! Слезы катились по щекам. Вспоминалось, как покойный дедушка на золотой свадьбе танцевал с покойной бабушкой простое, но зажигательное советское танго под виниловый «Бананово-лимонный Сингапур» или «Утомленное солнце».
Она прошла сквозь толпу, окружившую Татьяну с Виталием. Константина в зале не было.
Он обнаружился в холле. Стоял спиной ко входу в зал, заложив руки за спину.
– Костя, вот ты где! – выдавила Ксения, скрывая за фальшивой бодростью огорчение, усталость, растерянность. Переборщила: получилась веселенькая такая, беззаботная интонация.
Константин резко обернулся, вгляделся без улыбки в заплаканное лицо. Ксении хотелось верить, что он так суров, потому что глубоко проникся серьезностью момента.
– Как дедушку жалко, – поделилась она. – Такая страшная смерть!..
– Человек прожил долгую жизнь и умер счастливым в одно мгновение. Постарайся порадоваться за него, вместо того чтобы жалеть.
Холодно и жестко. Сомнений не осталось: Костя злится. На что? У Ксении, расстроенной, перепуганной, не было никаких сил разбираться в тонких движениях его души. Обидно, больно, что в трудную минуту от любимого человека – никакой поддержки! Ссориться – тем более нелепо! Ксения опустила голову. Костя последнее время слишком часто не в духе, говорит колкости, придирается на пустом месте. И она порой резко огрызается из-за мелочей. Что-то происходит между ними.
– Костя, все гораздо сложнее. – Она старалась подчеркнуть примирительную интонацию, но получалось холодно и обиженно. —
Я видела кое-что. И Виталий видел. Правда, я не успела его расспросить…
– В чем же дело? – осведомился Костя, казалось несколько дружелюбнее. – Пойди и расспроси. Ты еще не со всеми знакомыми там переобнималась, перецеловалась, перетанцевала…
– Какие уж тут танцы?!
Ксения постаралась нелепым возражением не по делу увести друга в сторону от опасных рассуждений, замять разгоравшийся конфликт. Трагические события, стремительно развивавшиеся прямо на глазах, выбили ее из колеи. Но Костя не желал останавливаться!
– …Не все тебя еще на руках поносили?
Ксения возмутилась:
– Ты говоришь оскорбительные вещи! Ты прекрасно знаешь: здесь так принято…
– Вот именно, у вас так принято. У вас тут принято слишком много… неприемлемого!.. Я помолчу, – внезапно остановился он. – Если бы ты не была так сильно расстроена, я бы… еще кое-что сказал.
И Константин равнодушно отвернулся.
Ксения ясно понимала – единственно верным шагом будет попросить прямо сейчас: «Скажи все, что накипело!» Но не нашла в себе сил рискнуть. И уйти, чтобы пообщаться с Виталием, что казалось крайне важным, не решилась. Молча, с поникшей головой удалилась в раздевалку.
Там было людно. Бурно обсуждали события вечера и последних дней. Прозвучало мрачное: «Проклятие Черной Тангеры». На произнесшую зашикали: и шуткам не место, и вообще – не к ночи будь помянута любая нечисть! Ксения, отворачивая лицо, искала свои вещи. Ни прореветься толком, ни посидеть подумать. Она натянула брюки и поспешно вышла: как бы Костя окончательно не разобиделся, что подруга заставляет себя долго ждать! Получалось, что она немного заискивает, хоть ни в чем не провинилась. Но уж ладно: худой мир лучше доброй ссоры!
Она молча обувалась. Костя стоял рядом и упорно смотрел в другую сторону.
Распахнув перед ней дверь и пропуская вперед, он, как обычно, легонько коснулся ее спины. В этом жесте была привычная забота, но Костя тут же убрал руку, хотя прежде так и вел бы до машины, приобняв за талию. Ксения сжалась от дурных предчувствий. Однако, тронувшись в путь, Костя заговорил неожиданно мирно:
– Так что ты увидела необычного, когда умер старик?
– Когда умер? – тупо удивилась Ксения. – Нет, когда танцевал!..
В сумочке громко заиграла бравурная мелодия. Она достала телефон. «Танго-Виталий». Поколебалась, принимать ли вызов.
– Ксень, ты где?
– Мы с Костей уже уехали. Что-то случилось?
– Я думал, обсудим, кто что видел… – озадаченно протянул Рогов.
– А ты других не расспрашивал? Может, еще кто-то что-то заметил?
– Я спрашивал. Молчат. Не заметили.
– Молчат или не заметили, как тебе показалось?
– Ну, Ксеня, кто из нас психолог? Мне не ответили – я дальше пошел!.. Не хотелось бы по телефону.
– Как быть? Последнюю фестивальную милонгу, наверное, отменят. Слишком много трагических случайностей.
– Вряд ли: помещение арендовано, билеты проданы.
– Форс-мажор…
– Докажи-ка!
Ксения покосилась на Костю, который смотрел на дорогу и старательно делал вид, что разговор его не касается. При нем назначать Виталию встречу или время нового созвона значило поставить под угрозу наладившийся было мир.
– Ладно, Виталик, тогда на последней милонге и обсудим.
– Хорошо. Пока.
Тот явно поверил ее деланому равнодушию и расстроился.
Ксения принялась настукивать эсэмэс: «Виталик, Костя меня приревновал, не могу говорить. Позвоню завтра». Перечитала. Стерла. Слишком интимно! Неприлично: Рогов не настолько близкий человек. И отдает заигрыванием. Подумала секунду. Нет, неприлично! И выключила телефон.
Костя покосился на нее, улыбнулся.
– Тебе не холодно? Обогрев прибавить?
Мир.
Ах, Рио-Рита! Ты сладка и жестока, как время.