– Это моя Александра, – произнес главный, кривя лицо в мучительной гримасе. – Не такая красивая, как раньше, но...
Григорий посмотрел на Шамановского с тревогой. Ему показалось, что он разговаривает с сумасшедшим. Хранить голову умершей женщины, да еще показывать ее другим – это выходило за все рамки морали и здравого смысла.
– Отчего она умерла? – спросил Гриша, чтобы не нагнетать молчание.
– Она еще не умерла, – проговорил главный, и в его голосе прозвучало упрямство. – Она жива, только... Только спит. Если б я не опоздал на десять паршивых часов, я познакомил бы тебя с ней. Но десять часов... Даже я пока бессилен. Проклятые десять часов...
Он захлопнул дверцу и прижался лбом к металлической поверхности.
– Выпьешь со мной еще? – тихо спросил он после тяжелой паузы.
– Да, – ответил Григорий. После всего увиденного ему хотелось влить в себя хотя бы полстакана. – Но я дежурю. Там, наверху, сейчас никого нет.
– Это не беда. – Главный оторвал голову от дверцы и крикнул в пустоту: – Эй!
Из подсобки появился дежурный.
– Поднимись, посиди за пультом.
Парень без лишних слов пошел к дверям, бросив на Гришу неопределенный взгляд.
– Ты думаешь, что она мертвая, – медленно проговорил Шамановский. – А я говорю, что живая. А где разница? Скажи мне как врач – где кончается жизнь? Сначала пропадает дыхание, потом останавливается сердце. Гаснет сознание, уходят рефлексы, распадаются клетки коры мозга, а затем и остальные... Но где необратимый конец? На какой он минуте, на какой по счету погибшей клетке?
– Этого никто не знает, – сказал Григорий.
– Вот горит свеча, – продолжал Шамановский, словно бы разговаривал сам с собой. – Жизнь – это огонь на ее вершине, тепло и свет. Но вот свечу задули. Разве можно знать, что наступившая тьма абсолютна? Что жар и свет в одночасье исчезли без следа? Если так, то они все – покойники. – Главный обвел рукой зал. – Все до единого. Но огонь еще можно раздуть, ведь фитиль тлеет. Если знать, как. И я его раздуваю – для всех этих мерзавцев: жуликов, воров, убийц, бандитов. Им повезло, у них есть я, и они не опоздали на десять часов. А моя Александра... Ее свеча слишком долго стояла потухшей. И сколько я ни стараюсь, ничего не выходит. Пока не выходит...
– Десять часов... – повторил Григорий. – Вы смогли отодвинуть время биологической смерти на десять часов?
Шамановский уставился на него, словно только что увидел.
– Я тебе все расскажу, парень, – проговорил он. – Я же вижу, что ты так и ерзаешь от нетерпения. Ты и сам уже многое понял, верно? Ну, скажи! Или кто-то из наших проболтался?
– Нет, никто не проболтался. Но я видел у кого-то в деле хромосомные карты...
– Догадливый, – хмыкнул главный.
– Это не все. У половины больных – аспергиллез. Я долго думал, откуда он берется, решил даже, что их просто закалывают пенициллином. А потом узнал – от свиней. Я помогал делать операцию одной из них и случайно забрал с собой халат с остатками крови. А потом проверил на реакцию Брегеля – и все стало ясно. Я подумал – какая может быть связь между животными и пациентами? Не к столу же вы свинину выращиваете.
– И что ты решил?
– Я предположил, что вы копируете гены и репродуцируете органы взамен поврежденных. Иными словами, животные дают органы с заранее заказанной человеческой ДНК...
– Органы? – усмехнулся главный. – Зачем такие сложности – репродукция, потом пересадка... Нет, парень, мы делаем пациенту готовое тело. Что тебе еще непонятно? Теперь-то...
Гриша ответил не сразу.
– Тело... – ошеломленно проговорил он. – Теперь мне многое понятно.
– Ну, идем. Идем ко мне, будем пить за здравие моей Александры.
Он побрел к выходу – жалкий, сутулый, с потухшими глазами. В кабинете он налил стакан для Григория, сам же принялся хлебать из горлышка. Как только он сел на свое место, тут же словно протрезвел – взгляд стал осмысленным, речь – твердой и более внятной.
– Так что ты понял, парень? – спросил он.
– Я попробую угадать. Вначале – внематочное оплодотворение яйцеклетки. – Он вопросительно посмотрел на главного, и тот кивнул. – Яйцеклетка имплантируется свинье, и та ее вынашивает. После этого плод извлекают через кесарево сечение, и он дозревает в гальванической ванне, так?
– Почему ты решил, что через кесарево? Иногда, конечно, бывают осложнения, но обычно все происходит естественным путем. А в остальном мыслишь верно...
– И все же я многое не понимаю. Прежде всего – как связана гальваника с таким быстрым созреванием тела? Свиньи рожают людей – это я понял. Но не взрослых же...
– На самом деле никакой гальваники там нет, просто прижилось название – процесс внешне похож. А что касается быстрого созревания... Ты же знаешь, что гипофиз образует гонадотропины, которые инициируют рост организма. Чтобы организм слишком быстро не старел, шишковидная железа и гипоталамус тормозят действие гонадотропинов. Ну а если мы в свою очередь мягко нейтрализуем гипоталамус...
– Тогда начнется бесконтрольный рост органов, и в лучшем случае человек получит страшные уродства.
– Ну почему же бесконтрольный? Мы все контролируем. Может, ты слышал, что сестричка овцы Долли росла чуть быстрей, чем положено простой овечке? Контролирующие гены – это таймеры, которые срабатывают независимо от внешних условий. Однако можно заставить их включаться раньше времени. Когда свинья рождает нам маленького человечка, он тоже развивается немного быстрее. Мы еще больше ускоряем взросление. Это плохо, это вредно для него, да и ферменты стоят страшных денег, но другого выхода у нас нет.
– Я не слышал о таких ферментах...
– Еще бы! Шесть лабораторий в Европе работают на меня. Я хорошо плачу – они дают результат. Поверь на слово, мои заказы выполняются очень серьезными и уважаемыми учеными.
– Стало быть, вы форсируете старение. Тогда понятно, почему у пациентов совершенно провальный иммунитет. Они же просто взрослые дети. Они не успевают приспособиться к окружающему миру.
– Правильно. В этом ты совершенно прав. Ну а остальное мне непросто тебе объяснить, да и незачем. Ты все равно заблудишься в генных технологиях, так что верь мне на слово.
– Вот зачем им удаляют зубы, ампутируют конечности, имитируют шрамы на теле! – внезапно понял Гриша. – Вы придаете людям их прежний облик, чтобы скрыть секрет восстановления.
– Это так, – согласился Шамановский. – Если кто-то выйдет от нас с неожиданно выросшей ногой, нам просто не дадут спокойно работать. Ведь каждому не объяснишь, что мы не занимаемся восстановлением отрезанных конечностей...
Григорий замолчал. Он даже не был особенно удивлен услышанным – будни «Золотого родника» настраивали на что-то подобное. И пожалуй, объяснение даже оказалось слишком простым... Но как врач Григорий сейчас видел сотни неясностей, противоречий, о которых готов был спорить хоть до самого утра. Одно дело, когда читаешь статью об успехах генетики в «Науке и жизни», и совсем другое, когда оцениваешь путь от теории к практике...