Ей вообще не следовало связываться с Черным Джеком, но он был очень упорным и не привык к отказам. И что-то в нем напоминало ей Тобина. У него были другие черты лица и другой цвет глаз и волос, но взгляд порой становился таким, как у Тобина, и еще он был таким же бесшабашным. Тобину было всего пятнадцать, когда он умер. Иногда она размышляла о том, стал бы он таким, как Черный Джек, когда вырос.

Но это всего лишь случайное сходство. Что-то в Черном Джеке подгнило, как в испорченном яблоке. Он хвалился ей, что ранил скот одного человека за деньги, которые платил ему другой, а потом увечил скот у последнего за плату, полученную у первого. Она сказала ему тогда, что это плохой способ зарабатывать на жизнь.

— Не хуже других, — возразил он.

Теперь она украла у него деньги, и ей нельзя возвращаться в таверну. Она все испортила. У нее мелькнула мысль: а что, если она отдаст ему деньги? Она поплотнее запахнула одеяло, дрожа на ветру. Было не по сезону холодно.

На рыночной площади Мари резко остановилась. Кто-то прикрепил объявление к позорному столбу. Она не умела читать, но разобрала изображение десяти гиней. Она остановила возчика, который проезжал мимо.

— Что тут сказано? — спросила она.

— Вот тут? — переспросил он. — Это всего лишь объявление об одном преступнике. «ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ: десять золотых гиней за сведения, которые помогут поймать отъявленного преступника, Черного Джека из Энкоутса», — прочитал он, потом пристально взглянул на Мари. — Ты что — его знаешь?

Мари облизнула губы, вдруг ставшие очень сухими.

— Нет, — ответила она.

— Потому что если ты знаешь и не скажешь церковному сторожу, тебя саму высекут. И отрежут уши.

Он взмахнул рукой возле ее уха, словно в руке у него был нож, и, стегнув лошадь, медленно поехал дальше, подняв воротник, чтобы хоть как-то защититься от мокрого снега. Мари немного постояла, не отрывая глаз от объявления. Она знала, где будет Черный Джек сегодня вечером. Он снова нанесет визит на скотный двор Ральфа Хальма. Ей не нравилось то, чем он занимался, но и выдать его было очень нехорошо. И тем не менее это решило бы все ее проблемы. Во-первых, он перестал бы ее преследовать, и, значит, она могла бы остаться с Саймоном. Во-вторых, десяти гиней хватит, чтобы уплатить долги Саймона в школе — на весь срок его пребывания там.

Она не может это сделать, решила Мари, и повернулась, чтобы идти. Но, сделав несколько шагов по площади, вернулась и, сорвав объявление со столба, поспешила к дому церковного сторожа на Лонг Миллгейт.

Она уже почти дошла до него, как вдруг ее схватили сзади. Чья-то рука зажала ей рот, и ее утащили в переулок.

— Мои деньги, милочка, — сказал Черный Джек.

Он вывернул ей запястье, и из руки Мари выпало объявление.

— Что это такое? — спросил он.

Мари лишилась дара речи. Черный Джек подобрал листок и прочитал его. Острие его шпаги укололо ее, и она отступила к стене.

— Так, так, так, — вымолвил он и взглянул на дом церковного сторожа, находившийся всего в нескольких ярдах.

— Ты бы меня выдала, ведьма? — тихо произнес он.

— Нет! — воскликнула Мари. — Я просто сорвала его.

Черный Джек посмотрел на нее, прищурившись, потом схватил за волосы и поволок по переулку, который заканчивался маленьким двориком, окруженным со всех сторон полуразрушенными зданиями.

— У меня нет твоих денег, — закричала она, — но я тебе их возмещу!

— Леди говорит, что отдаст деньги, — сказал Черный Джек. Он закинул ей голову назад. — Последнему мужчине, который украл у меня деньги, — прошептал он, — я перерезал горло. Но ты женщина, — продолжал он, накручивая на палец прядь ее волос. — Что же мне с тобой сделать?

Мари смотрела прямо ему в глаза.

— Отпусти меня, — прошептала она.

— Я не могу, — ответил Черный Джек.

Он потащил ее на другую сторону дворика, к кустам. Мари чувствовала, как в висках пульсирует кровь.

— Джек, — сказала она, пытаясь улыбнуться, — я бы тебя не предала. Нам же хорошо вместе — ты и я…

Взгляд Черного Джека стал жестче, но в его глазах читалось что-то еще. Мари обратилась к этой искре в его глазах.

— Саймон, — сказала она, но тут лицо его исказилось от ярости.

— Ты украла мои деньги, чтобы содержать своего полоумного сына в школе! — завопил он ей в лицо. — Разве не так?

Он был вне себя и орал, брызгая слюной. Мари смотрела на этого человека, едва узнавая его, и вдруг увидела лицо Розы, которая беззвучно ей что-то говорила. «Вот и все», — подумала Мари.

— На что ты смотришь, ведьма? — спросил Черный Джек и отвел назад руку.

В следующую секунду Мари ощутила ужасную боль в боку.

— Джек, — произнесла она слабым голосом.

— Ни один мужчина меня не обманет, миссис, — сказал он уже спокойно. — И ни одна женщина.

Он выдернул свою шпагу, и Мари рухнула на колени. Черный Джек шагнул к ней и еще два раза вонзил шпагу. Мари протянула к нему руку, но услышала лишь удалявшиеся шаги.

В глазах у нее потемнело, и становилось все темнее, пока не осталась лишь точка света в конце длинного тоннеля. В самом конце тоннеля был Саймон — малыш, еще учившийся ходить.

— Иди ко мне, Саймон, — позвала она, и он заковылял к ней, и беспокойство у него во взгляде сменилось гордостью, когда он упал в ее объятия.

Мари чувствовала его запах, влажный и теплый под летним дождем, видела его мягкие младенческие волосики. В эту минуту она точно знала, что самым прекрасным в ее жизни была любовь к нему, а самым большим даром — возможность хотя бы на секунду увидеть мир его удивленными глазами.

ГОЛОСА

Манчестер, наши дни

Кейт проснулась в темноте, не понимая, где находится, и стала медленно вспоминать. Она уснула в спальне отца и замерзла, хотя и была полностью одета. Который час? И тут ее осенило: «Папа!» Она взглянула на часы — семь утра. Неужели она спала так долго?

Кейт чихнула, слезая с кровати, и у нее начали слезиться глаза. Она стала включать повсюду свет: в ванной, на лестнице.

— Папа! — позвала она. — Папа!

Ответа не было. Сердце ее гулко забилось, когда она переходила из комнаты в комнату. Где же он?

Она зашла на кухню и удрученно взглянула на беспорядок. Скоро ей нужно в собор.

Кейт издала громкий стон. Ей совсем не хотелось идти туда. Но она не может себе позволить пропустить занятия — тогда о ней доложат. Ей нужно притворяться, что все у нее нормально.

В животе стало как-то беспокойно, может быть, дойти до телефонной будки и позвонить Бэбс? Сказать, что неважно себя чувствует. Нет, тогда Бэбс может заглянуть, чтобы ее проведать.