Он посветил фонариком в открытый склеп. Все увидели что-то вроде строительных лесов, на которых были установлены прожектора.
— Просто мороз по коже, — пробормотал Нолли.
— Тебе непременно надо шутить, — укорила его Даниелла.
— Значит, это ужастик? — спросил Стефан.
— В некотором роде, — согласился Денни. — Думаю, мы можем назвать наш фильм «Голоса из склепа».
Все засмеялись, кроме Кейт. Она чувствовала какое-то странное нежелание спускаться в эту маленькую каменную комнату.
— Ну же, пошли, — потащила ее вниз Бэбс.
— Главное заключается в том, — сказал Денни, — что в склепе нет естественного освещения, поэтому он идеален для студии. Я хочу добиться такого впечатления, будто люди обращаются к нам из своего времени, сидя при свечах, а фоном будут служить только каменные стены.
Два прожектора были установлены на треножниках, и их можно было передвигать по полу. Один был синий, второй — белый, и оба горели ослепляющим светом. Денни сказал, что в каждом около десяти тысяч ватт.
— Очевидно, мы не будем использовать их в полную силу, — добавил он, — иначе мы все ослепнем.
И он показал им кабель, соединивший прожекторы с компьютерным пультом в одном конце церкви. Они поднялись из склепа и начали учиться включать прожекторы и приглушать их свет. Имелся ключевой свет, который фокусировался на лице объекта, и задний свет для фона. Ими можно было управлять прямо из склепа.
— А теперь звук, — сказал Денни.
В склепе уже разместили цифровой и звукозаписывающий аппараты и пару микрофонов. Они подключались к преобразователю частоты размером с большой радиоприемник, у которого спереди имелось пять бороздок с переключателями, которые можно было передвигать назад и вперед. Денни показал им, как размещать микрофоны, чтобы свести до минимума шумы, и как передвигать переключатели, чтобы ни один звук не доминировал над другими. Он вручил Кейт пару наушников. Кейт надела их и услышала какой-то звенящий звук.
— Слышишь? — спросил Денни. — Это называется звуком окружающей среды.
Он нажал на кнопку, и из звукозаписывающего аппарата донесся его голос, который произнес: «Звуком окружающей среды».
— Позже я вам покажу, как от него избавиться, — пообещал Денни. — Даниелла и Нолли займутся звуком. Кейт, а почему бы тебе не попытаться снимать?
Он протянул Кейт камеру и показал, куда смотреть.
— А теперь наклони ее — вот так, — показал он. — Держи палец вот здесь.
Бэбс смотрела в камеру в руках у Кейт, расплывшись в улыбке. Потом она накинула на себя шаль, покрывшую ее голову и плечи. Денни отрегулировал линзы для Кейт и микрофон, стоявший перед Бэбс.
— Бэбс сейчас будет читать сценарий, основанный на дневнике человека по имени Мартин Ригби, — сказал он всем. — Мартин был по профессии дубильщиком, и ему удалось покинуть город в самый разгар чумы. Спустя годы он вернулся, чтобы унаследовать дело своего хозяина, а еще позднее описал в дневнике события этого рокового года. Он рассказывает, что научился писать только на сороковом году своей жизни, когда один из его сыновей пошел в школу. Это не столько его личная история, сколько драматичный рассказ о том, что случилось с человеком, которого он знал.
Денни снова поправил микрофон, потом поднялся по ступенькам, чтобы дать сигнал Стефану включить освещение.
Это был звездный час Бэбс. Она грациозно уселась на табуретку, а Кейт встала перед ней с камерой в руках.
— Готовы? — спросил Денни с верхней ступеньки. — Начали.
Прожектор высветил лицо Бэбс, и она начала рассказывать:
— «Меня зовут Сьюзен Барлоу. Я работаю в одном из трактиров на Лонг Миллгейт…»
Денни показал Кейт, чтобы она снимала сначала с одной точки, а потом с другой. Бэбс рассказывала о том, как на Сьюзен обещал жениться человек, который был подмастерьем. Его хозяин был слишком скуп, чтобы позволить ему жениться. Потом, когда в начале 1605 года появились первые заболевшие чумой, закрыли все таверны и магазины, а вскоре и рынок.
— «Богатые быстро сбежали из города, как крысы с тонущего корабля, — продолжала свое повествование Бэбс. — Потом пришел приказ короля, что никто не должен покидать город, и возле всех городских ворот выставили стражу. Купить еды было негде. Не было солода для эля и соли для консервирования. А пекарню лорда закрыли, чтобы никто не мог печь хлеб. Люди голодали, сидя у себя дома. На улицах вспыхивали бунты, грабили лавки. Банды захватывали скот тех, кто уехал, убивали его, раздавали мясо тем, у которых ничего не было, и сжигали тела умерших на больших кострах, которые разводили в брошенных садах. Они поселялись в домах богачей, спали в их кроватях и пили вино из золотых кубков».
— «Все обвиняли настоятеля, — продолжала Бэбс, глядя в камеру. — Потому что настоятель этого прихода был известным Черным Колдуном, которого звали доктор Ди. Он заранее покинул город, и люди говорили, что он знал о том, что надвигается на Манчестер. Некоторые даже говорили, что чуму в городе он вызвал своей магией. И они ворвались в его комнату в школе и сожгли все, что нашли там: все его книги, прекрасное постельное белье и его гобелен — все это стоило тысячи фунтов, как говорили. Но к чему нам были теперь деньги?
Всю ту весну шли дожди, река разлилась и хлынула на городские улицы, и смыла недостроенные дома на берегу. На полях гнила рожь, на кладбище текли потоки коричневой воды. Мертвых опускали в общую могилу на Лугу Ангела, но дождь все лил и лил, подмывая землю, и черные раздувшиеся тела поднимались на поверхность и плавали в грязи. И тогда Оливер Картер приказал вырыть новую яму на более высоком месте, и лить на трупы негашеную известь, чтобы их растворить. Всех, кто заразился, оставляли умирать в хижинах на Коллихерст Коммон.
Однажды ко мне пришел Мартин и сказал, что его хозяин сбежал, и он больше с ним не связан. Мы тоже могли бы сбежать через старые туннели, сказал Мартин, так как он нашел путь, который затопило не до конца. Он придет за мной ночью, сказал Мартин. Мы обвенчаемся в церкви в деревне его матери.
Наконец-то, подумала я. Но в тот же день, несколько позже, я плохо себя почувствовала, меня начало лихорадить. „Это просто простуда“, — сказала я себе. И вдруг заметила опухоль под мышкой.
Я сидела на кровати у себя в комнате, глядя на стену. За окном было голубое небо, на деревьях чирикали птицы. „Вот и вся наша жизнь, — подумала я, — но другой у нас не осталось“.
Когда пришел Мартин, я не открыла дверь.
„Мартин, — сказала я через дверь, — я не могу с тобой пойти. Я останусь здесь“.
Конечно, Мартин начал со мной спорить. Он сказал, что я уже три года ною, что он никак на мне не женится. В конце концов мне пришлось приоткрыть дверь, чтобы он меня увидел, и он переменился в лице.
„Не дотрагивайся до меня, — сказала я, думая, что он попытается меня обнять. — Не сейчас, ладно? Лучше не надо“.