– Вы спите с ней, а? И не пытайтесь отрицать это!
– Опустите револьвер, глупый мальчишка! – рявкнул вдруг Спаркс; ни один мускул на его лице не дрогнул. – Опустите немедленно!
Николсон застыл на месте, словно собака, услышавшая издалека свист хозяина. Злобная ухмылка исчезла с его лица, сменившись выражением обиженного ребенка. Он покорно опустил револьвер.
– А теперь, молодой человек, вы будете отвечать. Будете отвечать, когда вас будут спрашивать, – жестко произнес Спаркс.
– Простите… – захныкал Николсон.
Резко поднявшись с кресла, Спаркс выхватил револьвер из руки Николсона и, размахнувшись, влепил лорду пощечину. Николсон повалился на колени и зарыдал. Спаркс высыпал патроны из барабана, положил их в карман и отшвырнул револьвер. Потом, не церемонясь, схватил Николсона за отвороты халата и поднял его на ноги.
– Если вы когда-нибудь заговорите со мной в грубом тоне или в моем присутствии дурно отзоветесь о своей жене, равно как и о ком-либо другом, вы будете сурово наказаны. Вам понятно, юноша?
– Вы не имеете права так со мной разговаривать! – всхлипнул Николсон.
Спаркс подтолкнул его к стулу, и Николсон плюхнулся на него, испуганно вскрикнув. Он, не отрываясь, смотрел на Спаркса покрасневшими, заплаканными глазами. Джек поднял с пола свою трость и придвинулся к лорду.
– Вы жадный, испорченный мальчишка…
– Я не жадный и не испорченный!
– Вытяните руки ладонями вверх, Чарлз.
– Вы не можете заставить меня…
– Немедленно!
Громко всхлипнув, Чарлз вытянул перед собой дрожащие руки.
– Ну, сколько ударов заработал этот несносный мальчишка, Гомперц? – суровым голосом спросил Спаркс, помахивая тростью.
– Я бы дал ему шанс, сэр, а уж потом наказывал, – сказал Дойл, даже не пытаясь скрыть отвращение к распустившему нюни Николсону.
– Вы правы. Чарлз, вы слышали, что сказал Гомперц? Он считает, что я должен проявить милосердие. Что вы думаете по этому поводу?
– Да-а-а, сэр.
Спаркс ударил тростью по ладоням Николсона. Лорд завопил.
– Итак, где ваша жена? – спросил Спаркс.
– Я не знаю.
Спаркс ударил его снова.
– А-а-а! В Лондоне. Думаю, что в Лондоне. Я не видел ее почти три месяца.
– А ваш сын?
– Она забрала его с собой, – ответил, рыдая, Николсон, даже не пытаясь утереть слезы, струившиеся по щекам.
– И вы его не видели с тех пор?
– Не видел, клянусь!
– Для чего вы возвели стену вокруг дома, Чарлз? – продолжал сурово вопрошать Спаркс.
– Из-за нее.
– Из-за вашей жены?
– Да.
– Вы построили стену после того, как она уехала?
Николсон утвердительно кивнул.
– Почему?
– Потому что я боюсь ее.
Трость со свистом опустилась на вытянутые руки Николсона.
– Вы упрямый мальчишка, Чарли. Повторяю: почему вы боитесь свою жену?
– Потому что она… обожает Сатану.
– Вот как! Оказывается, леди Николсон обожает Сатану и якшается с чертями.
И Спаркс снова ударил Николсона по рукам.
– Но это правда, правда, клянусь Иисусом, это правда, – разрыдался Николсон, не в силах оказывать сопротивление Спарксу ложью и недоговоренностью.
Спаркс, похоже, почувствовал это и, наклонившись над Николсоном, жестко спросил:
– И что же такое делает ваша жена, которую вы так боитесь?
– Она собирает здесь мерзких тварей.
– Что это за мерзкие твари, Чарлз?
– Они собираются по ночам.
– Поэтому вы и построили стену, Чарлз? Чтобы мерзкие твари не могли проникнуть сюда?
– Да.
– И рассыпали вокруг соль?
– Да-да. От соли им больно.
– Что это за твари, Чарлз?
– Не знаю. Я не видел их.
– Но вы слышали что-то по ночам, так?
– Да. Пожалуйста, не делайте мне больно, умоляю вас, – заскулил Николсон, пытаясь обнять ноги Спаркса.
– Чарли, в прошлом году вы продали участок земли. Очень большой участок. Вы это помните? – спросил Спаркс, отпихивая Николсона. – Отвечайте!
– Нет, я не помню.
– Слушайте меня внимательно: вы продали северный участок земли, принадлежавший вашей семье. Вы унаследовали его. И вы продали его некоему генералу Драммонду.
– Генералу? – переспросил Николсон, как будто услышав знакомое имя.
– Вспомнили, Чарли? Вы помните генерала?
– Да. Генерал приезжал сюда. Вместе с моей женой.
– Генерал и ваша жена – друзья, не так ли?
– О да, да. Они большие друзья. Генерал очень милый человек. Он привозит мне разные сладости и карамель. Однажды он подарил мне пони. Серого в яблоках. Я назвал его Веллингтоном, – бормотал Николсон, снова впадая в истерику. Некоторое мужество, которое сохранял этот человек в течение осады Топпинга, таяло прямо на глазах.
– Генерал заставил вас подписать какие-то бумаги, не так ли, Чарли?
– Да-да, много, очень много бумаг. Они сказали, что я должен подписать или они заберут моего пони.
Николсон вновь зарыдал.
– И как только вы подписали эти бумаги, ваша жена покинула вас, так, Чарли? Она уехала с генералом?
– Да, сэр.
– И забрала с собой сына?
– Да-а, сэр, – всхлипывал Николсон.
– А как давно вы женаты?
– Четыре года.
– И все это время ваша жена была здесь, с вами?
– Нет, сэр. Она приезжала и уезжала.
– Куда она уезжала?
– Она никогда об этом не говорила.
– А чем занималась ваша жена до замужества?
Николсон в растерянности замотал головой, глядя на Спаркса бессмысленными глазами.
– Ваша жена когда-нибудь рассказывала о своей семье?
– Она говорила, что ее семья владеет… издательской компанией.
– В Лондоне? – вырвалось у Дойла.
– Да, в Лондоне, – подобострастно ответил Николсон.
– А где в Лондоне, Чарли? – уже не столь сурово продолжал допрашивать Спаркс.
– Однажды я был там. Это напротив большого музея.
– На улице Рассел?
Николсон кивнул. В этот момент в дверь постучали.