Подняв ружье, он тихонько свистнул. Вскочив на ноги и чмокнув Эйлин в щеку, Барри присоединился к брату, и оба бросились из церкви, направляясь навстречу шествию. Дойл теперь смог разглядеть по меньшей мере с дюжину черных фигур.
– И что? Так мы и будем смотреть на этих мерзавцев? – негодующе спросила Эйлин.
– Нет, – ответил Дойл, целясь в движущуюся в авангарде фигуру.
Однако прежде чем он успел нажать на курок, раздался грохот ружейных выстрелов, и две фигуры упали на снег. Мужчина с факелом оглянулся; Дойл спустил курок, и тот рухнул на землю. Факел погас, засыпанный снегом.
– Сюда! Идите сюда, мертвяки вонючие!
Послышались крики боли, и Дойл увидел, как Барри, размахивая фонарем, пытается увести черную толпу от аббатства.
– Эй вы там, пошевеливайтесь! Всю ночь нам с вами возиться, что ли?
Шестеро нападавших бросились вслед за Барри, остальные продолжали двигаться к руинам. Дойл выпустил обойму в приближавшуюся колонну и попал еще в одного типа. Пока он перезаряжал револьвер, послышались ружейные выстрелы, и один из "капюшонов", бежавших за Ларри и Барри, упал.
Шорох за спиной заставил Дойла обернуться. Он увидел, как Спаркс вылил масло из фонаря в гроб, затем разбил его и бросил туда же. Дерево занялось мгновенно, словно сухая трава. Стоя поодаль, Спаркс наблюдал, как пламя пожирает доски и останки его отца, которые нашли наконец вечный покой.
– Мы должны уходить отсюда, Джек, – мягко проговорил Дойл.
Подняв крышку гроба, Спаркс обернулся.
– За мной, – бросил он, направляясь к выходу.
– Зачем ему это? – ошеломленно спросила Эйлин, показывая на крышку.
– Понятия не имею, – пожал плечами Дойл, устремляясь за Спарксом.
В этот момент в дверях показались три "капюшона", один из них замахнулся пикой на Спаркса.
– Джек! – заорал Дойл.
Развернувшись, Спаркс обрушил крышку гроба на троих нападавших и с силой прижал их к стене. Рванув вперед, Дойл стрелял по ним до тех пор, пока не убедился, что "капюшоны" больше не двигаются.
– Сзади! – закричала Эйлин.
Еще два "капюшона" направлялись к ним изнутри церкви. Дойл нажал на курок, однако в револьвере не было патронов. Тем временем Спаркс, снова размахивая крышкой гроба, преграждал путь врагу. Сдернув с ноги тяжелый сапог, Эйлин что было сил двинула им по голове одного "капюшона". Тот пошатнулся. В этот момент Дойл ударил нападавшего рукояткой пистолета, и "капюшон" повалился на пол. Спаркс колотил крышкой по голове другого, пока тот не упал рядом со своим напарником.
У противоположного конца церкви послышался топот множества ног, и зала ярко осветилась факелами. Подхватив крышку, Спаркс ринулся к выходу.
– Быстрее! – крикнул он уже на бегу.
Дойл и Эйлин кинулись за ним. На краю холма Спаркс положил крышку гроба на землю, придерживая ее ногой.
– Садитесь, Дойл! И крепко держитесь за ручки!
Из аббатства выскочило несколько теней. Подхватив Эйлин за талию, Спаркс посадил девушку, уселся сам и, оттолкнувшись ногами, направил деревянную крышку вниз по склону. Так называемые санки заскользили по снегу, быстро набирая скорость. Один из "капюшонов" рванул было за Спарксом и даже успел ухватить его за полу пальто, однако удержать его не смог… Санки высоко подпрыгивали на буграх, взлетая в воздух, но каждый раз благополучно опускались в мягкий снег.
– Вы можете хоть как-нибудь управлять ими? – крикнул Спаркс.
– Не могу! – завопил Дойл, вдруг вспомнив о том, что справа от них должны быть прибрежные скалы.
– Вы что-нибудь видите? – наклонилась к Дойлу Эйлин.
– Почти ничего!
И тут же он заметил две фигуры, стоявшие по пояс в снегу и изо все сил размахивавшие руками. На какую-то долю секунды Дойлу показалось, что это Ларри и Барри, однако он тут же понял свою ошибку, потому что рассмотрел два "капюшона". Дойл перевалился вправо, и санки, мгновенно изменив направление, сбили "капюшоны", которые, как кули, покатились по склону. Взглянув вперед, Дойл с ужасом обнаружил, что теперь санки мчатся на черные скалы.
– Скалы! – заорал Спаркс.
Дойл резко перевалился влево и уперся ногами в боковую стенку крышки. Спаркс выставил ногу вперед, и на какой-то миг она повисла над обрывом. Неимоверным усилием Дойлу удалось повернуть санки, и, пролетев ярдов двадцать по самому краю пропасти и чудом не разбившись о камни, они снова заскользили по направлению к видневшимся впереди прямоугольным камням.
– Надгробия! – успел выкрикнуть Дойл.
Ему удалось проскользнуть между первыми памятниками и обогнуть несколько следующих камней. В середине кладбища надгробия стояли почти вплотную, и избежать столкновения с огромным склепом не было никакой возможности. Дойл почувствовал сильный удар, а затем взлетел в воздух, по-прежнему держась за металлические ручки, и грохнулся на разлетевшуюся в щепки крышку. Спаркс и Эйлин, высоко подброшенные ударом от столкновения, скрылись из виду.
С минуту Дойл лежал, не в силах пошевелиться и разжать руки. Он, похоже, был цел и невредим, хотя двигаться мог с большим трудом.
– Джек! – осипшим голосом окликнул Дойл. Ему показалось, что он слышит рыдание Эйлин.
– Как вы там, доктор?
Дойл понял, что Эйлин не рыдает, а смеется. Она выбралась из-за надгробия, с головы до ног облепленная снегом. Потом раздался хохот Спаркса, выползшего откуда-то снизу. Поглядев друг на друга, все трое зашлись от смеха и хохотали, согнувшись пополам, пока каждый не схватился за ближайший памятник, чтобы ненароком снова не покатиться с горы.
– Я решил, что мы уже умерли, – выдохнул наконец Дойл.
– Я думала так по крайней мере четыре раза, – сказала Эйлин.
Обняв друг друга за плечи и топчась на месте, они понемногу успокаивались. Только теперь Дойл разжал пальцы и отбросил ручки от крышки гроба, чем вызвал новый приступ смеха.
– ДЖОНАТАН СПАРКС!
Голос доносился откуда-то сверху. Он был хрипловатым и вместе с тем резким и мощным – от такого голоса могли бы задрожать и вылететь стекла. В нем не слышалось ни угрозы, ни злобы – он выражал презрение и удовлетворение тем, что беглецам удалось скрыться, будто бы ничего другого в сей момент и быть не могло.
– Это он? – спросил Дойл.
Спаркс молча кивнул и посмотрел наверх.
– СЛУШАЙ!
В воздухе повисла мертвая тишина, которую в то же мгновение прорезал душераздирающий крик, захлебнувшийся на самой высокой ноте.
– О господи, – прошептала Эйлин. – Братья.
Крик повторился, в нем было столько страдания и муки, что Дойл в ярости рванулся вперед и крикнул:
– Негодяй! Грязный ублюдок!