— Обещаешь?
— Обещаю! — твердо сказал я.
Сам я не чувствовал никакой твердости, но она сразу успокоилась, словно мое обещание действительно что-то значило. Словно все зависело только от нас. Словно мы с ней не два бойца разбитой десантной группы, которых отнесло на недостижимое расстояние от точки возврата, уже обреченные, по сути дела… Просто мужчина и женщина, встретившиеся на теплом курорте, чьей единственной заботой теперь является долгосрочный брачный контракт…
Кто-то ведь и так живет, уколола меня неожиданная зависть. Встречаются, любят друг друга, и единственная их забота — не поссориться на веки вечные еще до регистрации брачного контракта…
Да, мужчина и женщина… Жить одним днем… У них, женщин, это действительно получается лучше — жить одним днем, хотя мы, мужики, декларируем это гораздо чаще… Я сказал, и она успокоилась, а я вот никак не могу…
Милая!
Я снова привлек ее к себе.
Она охотно и радостно откликнулась на мой призыв, оплела меня тонкими, сильными руками, заскользила теплыми, сухими губами по моей коже, защекотала шелковистым ежиком коротких волос…
Мы снова любили друг друга на теплой земле под яркими звездами, и мне было так хорошо и спокойно, как давно уже не было.
Странное состояние, непривычное…
Планета Казачок. 24 июня 2189 г.
8 часов 33 минуты по местному времени
Передатчик брони, видимо, пищал давно, просто мы упорно его не слышали…
Спали, если честно. Ночью любили друг друга (назвать это расхожим словом «секс» не поворачивался язык!), а утром спали. Я никогда еще не вел себя так беззаботно, ни в одном из рейдов, ни на одной высадке, и, самое удивительное, ничего не случилось. Словно в самом деле — стоит послать все к черту, и оно пойдет…
Утром окрестные горы были все так же безлюдны, а озеро — красиво и замкнуто в зелени подступающих склонов, как драгоценность в оправе. Хорошее было утро, самое что ни на есть чистое и приятное…
Проснувшись чуть раньше Щуки и полюбовавшись, сознаюсь, на ее безмятежный сон на по-детски подложенной ладошке, я на всякий случай пошарил сканером по окрестностям и не обнаружил ничего, кроме мелкой живности среди деревьев.
Потом я сварганил из плиток сухпая нечто вроде каши.
Сухпай, при всей его вопиющей безвкусности, штука чрезвычайно питательная. А если отвернуть сопло грави-тяги, налить туда воды, вскипятить на минимальном режиме огнемета и бросить туда пару-тройку плиток, разварив их до рыхлой субстанции, то все это варево приобретает вкус и запах настоящей еды. Старый солдатский способ, между прочим. Каша из топора, как в старых сказках. Точнее — из сопла…
В порыве кулинарного вдохновения я даже бросил в сопло-котел кое-какие местные травки, предварительно просканировав их на наличие ядов. Получилось совсем неплохо, варево запахло довольно интересно и не сказать, чтобы неприятно. Предвкушая пробуждение любимой, я уже готовился похвастаться перед ней своей стряпней, и тут — сигнал…
«Ну вот, кому там еще неймется?» — по инерции подумал я…
Наши?! Эта мысль сразу подбросила меня на ноги. Я кинулся к своей броне и скользнул внутрь.
— Я — Тигр-1, слушаю, слушаю, прием!
— Внимательно слушаешь, командир?
— А чего не подходил так долго, спишь в оглоблях? — ехидно спросили меня.
Цезарь и Рваный! Живы бродяги!
— Вы где? — спросил я.
— Тут, недалеко, в зоне видимости, — пояснил Цезарь. — Смотри на северо-восток на вершину, мы тут.
Я машинально глянул, но, конечно, без оптики ничего не увидел.
Так… В зоне видимости…
В сущности, ничего особенного. Ничем таким мы со Щукой с утра и не занимались, просто мужчина и женщина, два боевых товарища ночуют на берегу озера… Просто спали, потом я кашу варил… А раньше их не было, точно не было, я сам с утра просканировал все окрестности…
Эти логичные соображения быстро мелькнули у меня в голове, но все равно было почему-то немного неловко, словно я обнаружил, что в нашу спальню кто-то подглядывал в щелочку…
«Так! Совсем плохой стал, командир? — одернул я сам себя. — Размяк, как сухпай в кипятке?»
— Где остальные, что-нибудь знаете о них? — спросил я.
— Капусту и Педофила пока не нашли, — доложил Рваный. — Хотя следы видели.
— Какие следы?
— Расскажу, — пообещал он. — Идем к вам, встречайте.
— Кашей-то угостишь, командир? — спросил Цезарь. — Или что ты там варил?
— Угощу, — пообещал я. — Потом догоню и еще добавлю.
— Тогда идем…
Когда я оглянулся, Щука уже не спала, а стояла рядом и слушала наш разговор.
— Ребята нашлись? — спросила она.
— Так точно.
Она не ответила, мы просто переглянулись, но поняли друг друга без слов.
Вот и кончилась наша недолгая мирная жизнь на горном курорте… Нельзя сказать, что я не рад видеть Цезаря и Рваного, но чуть-чуть бы попозже…
— А каша твоя вкусно пахнет, — сказала она. — Как тебе удалось сварить такую прелесть?
Я скромно, но не без гордости, пожал плечами.
— Можно попробовать? — она гибко, совсем по-кошачьи, потянулась всем телом, отчего ее небольшие грудки задорно приподнялись.
А я снова подумал — что же они такое видели, бродяги, уж больно голоса веселые у обоих… Или — показалось?
Планета Казачок. 24 июня 2189 г.
9 часов 03 минуты по местному времени
— Значит, подруга, ты все-таки оприходовала командира? — грубовато-добродушно спросил Рваный. — Добилась-таки своего?
Щука не ответила, вообще сделала вид, что это ее не касается. Только невозмутимо повела глазами.
К их появлению мы уже влезли в броню, но забрала оставались открытыми, так что общались мы напрямую, голосом.
— А почему это — она меня? — возмутился я.
— А как же еще? — удивился Рваный.
— Например, я ее. Такой вариант тебе в голову не приходит? — спросил я с неловким ехидством.
Что еще тут можно сказать? Только отстаивать свое преобладающее мужское достоинство, которое Рваный сразу отмел с деликатностью совковой лопаты в свойственной ему бесцеремонной манере…
— Ага, рассказывай, командир, — немедленно подтвердил он собственную бесцеремонность. — А то мы не видели, как эта скромница на тебя облизывается все время. Как кот на сметану. Вернее, как кошка… Не, командир, что ты мне ни рассказывай — все равно не поверю. Что ни говори, есть вещи, где бабы нашему брату, мужику, сто очков вперед дадут и все равно останутся в чистом выигрыше. По себе знаю… Бабы — они такие, ехидное племя — спасу нет…